Company Logo

Реклама

.....

Читайте еще

АРХИПЕЛАГ № 6 (7)

ЗИМА. ГОД ВТОРОЙ.

Школьник Сергей. Новогодний бал.

После полутора лет службы время побежало веселей. Вот и календарная зима наступила. Подступала вторая за время службы полярная ночь.

Однажды на базу, где служил Мирон, забежал паренек с гарнизона и попросил кого-нибудь починить маленький электродвигатель для игрушечной модели автомобильчика. Его направили к Мирону, который не только починил электродвигатель, но и выточил на токарном станке некоторые износившиеся детальки этого автомобильчика. А потом посидели, поговорили. Паренек, звали его Сергеем, оказался уже вполне взрослым парнем, просто с виду он казался еще подростком, учился в десятом классе, увлекался сборкой копий различных моделей техники. Отец был у него военным инженером в звании майор, а его семья постоянно жила в г. Щебекино Белгородской области.

 

Еще никто до Сергея, из гарнизонных школьников, не заводил знакомства с солдатами, по негласным гарнизонным правилам это было не принято. Но Сергей стал частым гостем у Мирона, ему нравилось вместе с ним что-то вытачивать, выпиливать, фрезеровать на станках. Ему было интересно поговорить с ним об автомобилях, самолетах, кораблях, да вообще о технике, о которых у Мирона были энциклопедические знания, он тоже в школьные годы серьезно увлекался ими. Но самое главное, Мирон покорил его своей настойчивой попыткой до армии покорить физфак МГУ и рассказами об астрономии. Сергей несколько раз приходил на тренировки по карате в спортзал, но ему больше нравилось смотреть на тренировки, чем самому тренироваться, такой уж он был человек.

***

Сергей очень дорожил этой нечаянной дружбой с Мироном и решил порадовать его неожиданным сюрпризом. Перед Новым годом он принес Мирону два пригласительных билета на новогодний праздничный бал старшеклассников в школе. Второй билет был для Эдика. Как удалось ему их раздобыть для солдат, даже трудно было себе представить. Но он это сделал. Для Мирона и Эдика это был настоящий новогодний подарок.

А для замполита Павлова стала настоящим шоком просьба Мирона с Эдиком выдать им увольнительные на этот самый бал. Никто еще, в бытность его замполитом, не обращался к нему с такой просьбой. Он обещал подумать.

Капитан Павлов очень хорошо относился к Мирону, наверно в глубине своей души, он испытывал к нему какую то неосознанную симпатию за его неординарность, за отчаянность, за особую жизненную позицию. А к Эдику, непонятно почему, он относился довольно таки прохладно и в день школьного бала, к немалому огорчению Эдика, специально поставил его дежурным по штабу, при этом демонстративно выписал Мирону увольнительную.

Мирону очень хотелось пойти на бал с Эдиком, все-таки вдвоем было бы веселее среди незнакомых школьников, но ничего нельзя было поделать.

Когда Мирон вошел в школу, бал был в полном разгаре. Он с непривычки был оглушен громкой музыкой в исполнении матросского вокально-инструментального ансамбля, ослеплен вспышками ламп цветомузыкальной установки, кругом сновали незнакомые девушки и ребята в маскарадных костюмах. Мирон в растерянности остановился у входа в зал и не знал, как ему быть дальше. Появление солдата на балу вызвало у школьников большое недоумение, как впрочем и у учителей. Такого раньше не бывало.

Но тут к Мирону подбежал Сергей и обрадованный встречей, стал оживленно рассказывать ему о бале, о школе. Школа была уникальной, второй такой не было за полярным кругом в дальних северных гарнизонах. Оригинальная планировка, здесь были созданы прекрасные условия для учебы, занятий спортом, самодеятельностью. Отличный преподавательский состав.

Тут к Мирону с Сергеем подошли партнерши по танцам Марина Мелешко с Ларисой, они были удивлены, но в то же время и очень рады неожиданной встрече с Мироном на этом празднике. Сергей, как виновник этого сюрприза был очень горд за себя. После такого приема Мирон чувствовал себя уже не столь скованно, да и другие увидев, что он здесь не случайный гость, перестали обращать на него внимание.

Начальник политотдела Спецстроя капитан первого ранга Мелешко, как показала жизнь, мягко говоря не очень любил Мирона, а вот его дочь Марина, в противоположность своему отцу, прекрасно относилась к нему.

Марина на этом балу была звездой первой величины. Она была большой заводилой, все на балу вращалось вокруг нее, от желающих потанцевать с ней не было отбоя и вообще, она была удивительно привлекательной девушкой. Ее красивая подружка Лариса, в отличие от Марины, была тихоней и скромницей, но и у нее тоже поклонников было предостаточно. Уроки Кравченко не прошли даром, девушки весь вечер блистали, даже получили призы в танцевальном конкурсе.

Бал удался на славу. Марина с друзьями проводили различные викторины и конкурсы, а Дед мороз вручал призы и раздавал подарки.

Но все хорошее когда-нибудь обязательно кончается. Время пролетело быстро, пора было возвращаться с этого прекрасного бала в казарму, к армейской действительности.

 

Дембельский Новый год.

Перед Новым годом друзья, которые появились у Мирона во второй роте после его перевода туда, попросили его через гражданских знакомых разжиться спиртным, чтобы достойно встретить Новый год.

Учитывая прошлогодний экстремальный опыт со спиртом, про который рассказал Мирон своим новым друзьям, было решено отметиться зельем не крепче сорока градусов, то есть максимум водкой.

В этом согласилась помочь Мирону Галина, эта миниатюрная хрупкая женщина с голубыми глазами, которая участвовала в танцевальной самодеятельности. Но в силу острого дефицита водки в гарнизоне, она сумела раздобыть только сухое вино Рислинг, две бутылки. Это было даже лучше, ведь вино, хотя оно конечно не традиционное шампанское, больше подходит для чоканья под новогодние куранты, чем водка. Не водку же пьянствовать собрались, а праздник отмечать.

В этом году достаточно просто удалось спрятать спиртное, его просто отдали на сохранение сержанту, тоже участвовавшем в этом мероприятии по встрече Нового года и имевшему ключи от старшинской каптерки. Он, при необходимости, подменял его.

Все повторилось по прошлогоднему сценарию. Поздравления от командования в столовой, такой же продолжительный предновогодний ужин с котлетой, вилкой и вафлями, а затем просмотр по телевизору Голубого огонька. На этот раз Мирон с друзьями позволили себе, в спокойной обстановке старшинской каптерки, с чувством и толком чокнуться под бой курантов, посмаковать вино и поговорить за жизнь. Встреча Нового года на этот раз удалась на славу.

 

Крысы и тараканы.

Как известно, крысы и тараканы являются неизменными спутниками людей. Наверное, они самые домашнистые из домашних животных, избавиться от них практически невозможно.


Даже здесь, на крайнем севере, они водились в неимоверных количествах. Любимым местом обитания тараканов была сушилка. Огромных размеров, они стадами сновали среди сапог и портянок по теплым подогреваемым настилам. Не менее устрашающих размеров были и крысы. Водились они внутри щитовых стен казарм и под полами. И днем, и ночью шуршали они там, грызли в дереве проходы и лазы. Очень часто крысы наведывались оттуда в гости к солдатам. На них было противно смотреть, огромные и толстые, с голыми мерзкими хвостами, они бесцеремонно разгуливали по казарме.

Самое непонятное было то, как эти тараканы и крысы выживали здесь. Ведь в казарме, из-за строго запрета, никогда не держали еду, ни крошки. И чем только эти твари питались? Вот загадка.

Обычно у новобранцев эти твари вызывали чувство омерзения, а привычные старослужащие не обращали на них внимания.

В один из зимних вечеров Мирон прилег на свою койку, передохнуть. Сквозь дрему он слышал, что происходит вокруг. Какой то разговор на соседних койках, шуршание крыс за стеной. И вдруг он явно услышал цокот коготков крысы, бегущей по трубе батареи отопления, проходившей у изголовья кроватей. Цокот приближался.

- А ведь эта тварь бежит прямо на меня – подумал Мирон.

И не успел он до конца осмыслить свою догадку, как крыса спрыгнула с батареи прямо ему на голову и, чтоб не свалиться с него, уцепилась лапками за его волосы. Мирон как ошпаренный вскочил с кровати и стал мотать головой, пытаясь сбросить эту мерзость со своей головы. В свою очередь крыса, чтобы не свалиться, еще сильнее уцепилась за волосы, шкрябая лапами ему по голове. При этом ее длинный, холодный и противный хвост мотался по всей щеке Мирона, отчего стало еще мерзостнее. Ребята с соседних коек с ужасом наблюдали за всем происходящим.

Наконец с очередной, уже непонятно какой попытки, посильнее мотнув головой, Мирону удалось сбросить эту тварь на пол, после чего она, как ни в чем не бывало, побежала к другому лазу и благополучно скрылась в ней.

Мирон схватил мыло и побежал в умывалку отмываться. Мылился он раз пять, но никак не мог избавиться от ощущения, что еще не отмылся от этой крысы.

А фантом мотающегося по щеке этого противного холодного хвоста сопровождал его еще несколько дней.

 

Бурение вечной мерзлоты. Болото.

Эта зима, в отличие от прошлогодней, выдалась не такой суровой. Правда были сильные метели, но до вариантов дело не доходило. И морозы не опускались ниже тридцати пяти градусов. Так что прощальная для Мирона зима баловала обитателей гарнизона.

В эту зиму руководство Спецстроя решило провести эксперимент. А почему бы вместо занудного долбления шурфов для установки свай в вечной мерзлоте, не использовать метод его бурения? Ведь бурение значительно производительнее долбления. Сказано, сделано. Где-то за границей была закуплена дорогущая механизированная самоходная бурильная установка, которую доставили в гарнизон. Она была новенькая, сверкала свежей ярко-оранжевой краской, полностью автоматизированная, тихо урчала мощным дизелем, ну просто чудо техники.

Для начала решили пробурить пробный шурф около базы, где служил Мирон. Оператор настроил установку и запустил ее. Действительно, бур, с победитовой коронкой и со шнековыми колонками, стал входить в вечную мерзлоту как в масло. Мерзлая земля, под воздействием трения бура становилась пластичной и поднималась по шнеку наверх. Но по мере того, как бур погружался все глубже и глубже, шнеку приходилось ворочать в скважине все большее количество породы, на что уже постепенно перестало хватать мощности установки.

В конце концов бур остановился, порода в скважине, под воздействием окружающей ее вечной мерзлоты, мгновенно застыла обратно и буровая колонка намертво застряла в скважине. А пробурили то всего четыре метра. Чего только не предпринимали, чтобы освободить инструмент, но все было бесполезно. А за потерю части комплекта от дорогущей импортной установки никто бы по голове не погладил бы.

Оставался самый простой, но действенный способ, дать солдату в руки отбойный молоток и освобождать колонку бура от вечной мерзлоты, выдалбливая вокруг него колодец диаметром метра в два и глубиной четыре метра, на всю длину застрявшего бура.

Выручали этот бур недели три целым отделением солдат. Поверьте, долбить вечную мерзлоту очень нелегкое дело. Пика отбойника тоже, как в масло, входила в мерзлый грунт, а вытащить его оттуда было очень не просто, по той же самой причине, что и бур. Надо было откалывать вечную мерзлоту по крохам, не давая ему захватить инструмент. Так и мучались солдаты все эти три недели.

Был занят на этой спасательной работе и солдат по фамилии Лазуткин. Он был призван вместе с Димой Персиком из Москвы и к этому времени успел тоже отслужить полтора года.

Лазуткин был уникальным, в своем роде, человеком. Внешне он выглядел весьма своеобразно. Носил круглые старомодные очки. Был он очень худым и настолько сутулым, что его можно было принять за горбатого. Лицом он тоже не вышел, был похож на Урфина Джюса, как обычно его изображают в иллюстрациях в детской книжке в сказке про Страшилу и Железного дровосека из Изумрудного города, только очень изнеможенного. Такой же длинный двухэтажный нос, глубоко и близко посаженные глаза, такие же брови. Когда Лазуткина впервые голого увидели в бане, то рядом с ним образовался вакуум, все поспешили перейти с шайками на другие лавки, оставив ему одному во владение целую лавку, которых на всех не хватало. Кривые худые ноги, выпирающие лопатки и ребра, спина колесом, а середина груди была вдавлена вовнутрь настолько, что в этом месте образовался провал почти до самого позвоночника. С самого начало службы ни у одного деда не поднялась на него рука, его даже не припахивали, не могли переступить через себя. Все задавались вопросом, как его, такого убого, взяли в армию?

Говорил Лазуткин гнусавым голосом, медленно, но обстоятельно. Но надо признать, что он был очень начитанным, происходил из семьи коренных московских интелегентов, имел достаточно твердый характер и свои сложившиеся жизненные принципы.

Позднее выяснилось, что Лазуткин оказался достаточно жилистым, он наравне со всеми выполнял любую работу.

Отделение, которому было поручено вытащить бур, разместилось в вагончике. Ушаны и Лазуткин по очереди спускались в яму и долбили мерзлую землю. Деды контролировали ход работы из вагончика по треску отбойного молотка, доносившегося из ямы. В какой то момент один из дедов вдруг вспомнил, что уж больно долго Лазуткин трудится в этой яме. Он вышел на улицу и увидел следующую картину. Зима, метель, мороз ниже двадцати градусов. На дне ямы в снежной круговерти сидит на деревяшке Лазуткин и читает книжку. Его правая нога время от времени давит на отбойный молоток, заставляя его издавать треск. Все были в полной уверенности, что там, в яме, работа идет полным ходом, в то время как Лазуткин спокойно читал свою любимую книжку. Вот такой хитрец.

В конце концов буровую колонку откопали и командование Спецстроя, от греха подальше, отправило это чудо техники на хранение в закрытый бокс. Ничего лучшего для долбления шурфов для свай, чем хохлы с их примитивным способом, никто еще не придумал.

***

Эта зима запомнилась еще одним событием. Все знают, что арктические земли представляют собой либо скальные образования плюс ледники, либо вечную мерзлоту, на которых разбросаны различные водоемы. Другого не может быть по определению.

Одному бульдозеристу, из второй роты, поручили пробить дорогу в снежной тундре, до какого то объекта. Вполне обычное задание. Он стал расчищать этот зимник, прошел уже достаточно большой путь, как вдруг бульдозер стал проваливаться в эту самую тундру. Бульдозерист в испуге выскочил из кабины и увидел, что бульдозер погружается в какое-то парящее на морозном воздухе болото. И это зимой, посреди тундры, за полярным кругом, а не в средней полосе! Это здесь, где даже летом под слоем оттаявшей земли толщиной в несколько сантиметров начинается твердь вечной мерзлоты, тянущаяся в глубь на десятки метров, до самых скальных пород.

Через некоторое время бульдозер погрузился в болото по самую кабину. Бульдозерист попросил своего товарища, такого же бульдозериста, помочь ему. Тот подергал подергал застрявшего, да и сам застрял, точно так же. Пришлось им идти с докладом к своему начальству, которое вначале им не поверило. Как можно умудриться в зимней тундре найти болото и утонуть в ней? Уму не постижимо. Но бульдозеры то действительно застряли, а с этим упрямым фактом нельзя было поспорить.

Пригнали для верности еще два бульдозера и начали ими одновременно, на длиннющих тросах, тащить один из застрявших бульдозеров. Тянущие бульдозеры выгребли гусеницами из под себя замерзший верхний слой земли и тоже провалились в болото. Это уже было действительно серьезно. Потерять зараз, среди зимы, четыре бульдозера гарнизон не мог себе позволить. Спецстроевское начальство стало лихорадочно искать пути выхода из этой ситуации.

В конце концов у ПВОшников нашли тяжелый тягач с мощной лебедкой, который с расстояния пару сотен метров, со скальной тверди, по одному выломал уже успевшие вмерзнуть в болото бульдозеры и вытащить их оттуда. При этом вся тундра в этом месте ходила ходуном, это была действительно настоящая болотная хлябь. Почему она не замерзла зимой в вечной мерзлоте, никто вразумительно так и не смог объяснить.

 ВЕСНА. ДЕМБЕЛЬ.

На губе.

Наступил март месяц, наступила календарная весна. Пора уже было готовиться к дембелю. Обязательные дембельские альбомы, у большинства увольняемых, давно уже были готовы. Осталось только вклеить туда, на первую страницу, весенний приказ министра обороны об увольнении, а самое главное дождаться этого приказа.

А до этого начались приятные хлопоты. Подготовка по полной программе парадной формы к увольнению, его подгонка по фигуре, новые эмблемы, новый ремень, специальные не стандартные погоны и всякая другая дребедень.

Галина и на этот раз выручила Мирона. Она специально высмотрела для Мирона цивильный костюм в гарнизонном универмаге. Мирон быстро выписал в бухгалтерии части деньги и Галина выкупила этот костюм, который действительно был хорош. Светло серого цвета, сидел практически идеально, даже брюки не надо было подрубать. Заодно был приобретен и дорожный чемоданчик.

В это время в гарнизоне появился новый фотограф, который умел хорошо делать цветные фотографии, что для того времени в стране было большой редкостью. Гарнизонный народ пошел к нему валом. Мирон воспользовался тем, что у него был пропуск в гарнизон для обслуживания кранов. На досуге он заскочил в ателье и сфотографировался на память о службе.

Через две недели, по пути на кран, он завернул в ателье за фотографией. На входе его встретил матросский патруль во главе с молоденьким мичманом, который внимательно посмотрел на Мирона и ехидненько произнес:
- Хорошая фотография получилась, даже можно сказать отличная. Давай иди, получай его, а затем мы с тобой продолжим разговор.

Фотография действительно получилась хорошая, цветная, почти художественная.
- А теперь скажи, у тебя есть увольнительная? – продолжил мичман, когда Мирон вышел назад.

Пропуск в гарнизон не возымел на него действия и он, забрав у Мирона военный билет, издевательский произнес:
- У тебя пропуск на твои объекты, а для посещения ателье надо иметь увольнительную. Мы сейчас идем на обед, а ты сам пойдешь на гауптвахту и доложишь там начкару, что был задержан патрулем за самоволку. Все ясно? А я после обеда занесу на гауптвахту твои документы.

Это было настоящее издевательство. Но ничего не оставалось делать, как самому себя отконвоировать на губу, в одноэтажное зеленое здание, одиноко стоявшее недалеко от причалов. В душе все бурлило.
Начкар, кап три, внимательно выслушал доклад Мирона, сопроводил его кратким комментарием, явно в адрес мичмана:
- Идиот!

Затем велел сдать все ремни, брючный и солдатский с бляхой, и отправил Мирона в камеру. Камера представляла собой практически пустое помещение, основную часть которого занимала одна единственная огромная нара, обитая железом и покрашенная в бордовый цвет. Видимо арестанты спали здесь вповалку, что позднее подтвердил многоопытный Персик. Через стену Мирон слышал, как кап три позвонил в часть и попросил забрать солдата, то бишь его.

Через двадцать минут, одновременно, появились мичман, старший патруля, и старшина роты, прапорщик Лэла. Кап три забрал у мичмана военный билет Мирона, передал его старшине Лэла со словами, чтобы мичман слышал:
- Идиоты еще не перевелись. Не свое, так чужое время пожалел бы.

Так Мирон, за все время службы, первый и в последний раз побывал на губе, где просидел под арестом целых двадцать минут. Наверное, солдат за время службы должен познать все стороны армейской жизни, в том числе и гауптвахту, что и произошло с Мироном.

 

Спасти рядового Риманова.

С наступлением весны что-то странное стало твориться с Мишей Римановым. Вначале стал он просто заговариваться. То якобы его Шаменов снова хочет зарезать, хотя последний, после того случая, вообще как-то притих, не хотел портить себе дембель, то стал время от времени метаться и шхериться от замполита Павлова, который в это время был в командировке. Стало ясно, что у него происходить что-то неладное с психикой.

Дальше, больше. Все стали замечать, что глаза у него как-то потухли, взгляд потерял осмысленность, он стал ко всему безразличен, впал в депрессивное состояние. Видимо хрупкая психика художника не выдержала тягот армейской службы.

У начальства состояние Риманова вызвало серьезное беспокойство. За один год два случая психического расстройства у солдат в части, это было уже слишком. И они, от греха подальше, решили отправить Романова в Североморск, в центральный госпиталь Северного флота.

Перед отъездом Эдик с Мироном посадили Мишу перед собой и попытались достучаться до него:
- Миша – глядя в потухшие глаза, раз за разом повторял Эдик, – слушай меня внимательно. Когда приедешь в Североморск, в госпитале соберись, возьми себя в руки и скажи врачам, что у тебя сейчас просто очень тяжелый момент в жизни. Придумай, что твоя девушка ушла к другому или в семье большие проблемы, что командиры достали. Поэтому у тебя сейчас депрессия, всего лишь депрессия. Если ты этого не сделаешь, то тебя упрячут в психушку, надолго упрячут. Тогда навряд ли ты сможешь вернуться к своей прежней жизни, к Ленке. Запомни, до приказа осталось совсем ничего. Ты должен дембельнуться, а не комиссоваться.

Затем Эдика сменял Мирон и тоже пытался внушить Риманову то же самое.

С грустью они смотрели вслед УРАЛу, увозившему Романова, в сопровождении прапорщика, на аэродром. Надежды на то, что они сумели вбить в голову Миши свои установки, практически не было.

На следующий день вечером Мирон пошел в санчасть к Эдику. Настроение у обоих было отвратительное, все таки было очень жаль Романова. Посидели, помолчали. Пора было возвращаться в роту, но в этот момент в санчасть влетел Миша с криком:
- Мужики, привет! Как я рад Вас видеть снова! – и полез обниматься.

Мирон с Эдиком ошарашено смотрели на Риманова, как на воскресшего из могилы, не могли поверить своим глазам. Это был прежний Миша, шумный, беззаботный и веселый.

Он рассказал, что когда его привели в госпиталь, у него что-то щелкнуло в голове и он вспомнил все, что ему втолковывали Эдик с Мироном перед отъездом. Он в точности все это выдал докторам, которые, помянув недобрым словом перестраховщиков командиров, велели Риманову с прапорщиком отправляться назад в часть, что они тут же и сделали.

Всю следующую неделю Риманов был бодр и весел. Вспоминал свою жизнь до армии, строил планы на будущее, после увольнения. Глядя на него, трудно было представить себе того Мишу, который в сопровождении прапорщика уезжал в госпиталь в Североморск. Все радовались его такому удивительному исцелению.

Только Эдик продолжал внимательно присматриваться к Риманову. И не зря. Через неделю, после возвращения из Североморска, Миша снова резко ушел в себя, его состояние стало еще хуже, чем до поездки в Североморск, и уже достучаться до него было практически невозможно.

В промежутках между состояниями полной отрешенности, Миша стал говорить, что Мирон втайне замыслил убить его и только ждет для этого удобного момента.

Эдику неимоверными усилиями удалось уговорить командование не отправлять Риманова опять в Североморск, а оставить Мишу в части под его ответственность до выхода приказа на увольнение, до которого осталось буквально несколько дней и затем уволить его, сняв этим с себя всякую ответственность за его дальнейшую судьбу.

День и ночь, не смыкая глаз, пас Эдик Мишу, но все-таки дождался приказа. Риманова сразу уволили и отправили в сопровождении Эдика домой, в Москву.

Через три дня Эдик вернулся из Москвы. Был он в очень подавленном состоянии.

Эдик доставил Мишу в Москву домой и лично передал его на руки матери. Первым словами Мишиной мамы к своему сыну, несмотря на весьма плачевное его состояние, были:
- Много ли ты сыночек денег там заработал? Сколько ты их привез домой?

Оказывается, Мишина мама знала от кого-то, что стройбатовцам на Новой Земле платят деньги. И вот какими оказались ее первые слова к вернувшемуся со службы в тяжелом состоянии сыну. К ее огорчению Миша ничего не привез, ему не была положена зарплата, так как он числился в хозвзоде, был художником при части.

Эдик сам не мог сказать, чем он больше был удручен, то ли состоянием Миши, то ли столь неожиданным в этой ситуации вопросом его матери. Но переживал все это Эдик очень тяжело.

 

Мат командира – это военная тайна.

Перед самым увольнением кому-то из дедов пришла в голову идея, на прощанье, записать на утреннем разводе выступление командира части, чтоб затем развлекать им друзей на гражданке. Взяли у Кузенкова переносной кассетный магнитофон «Весна», подключили к нему микрофон и через открытую форточку окна санчасти записали ежедневный бенефис полковника Крылова, который в это утро был особенно в ударе. И шапку на землю бросал в поклоне перед примерным солдатиком, и насчет перерезания горла нерадивому негодяю особенно изощрялся, а мат из него сыпался уже и вовсе четырехэтажный. Наверно подсознательно чувствовал, что его записывают для истории.

Запись удалась на славу. Каждый вечер в третьей роте ребята, в курилке, слушали эту запись, сопровождая его гомерическом хохотом. Райкин близко не стоял.

Но кто-то из стукачей донес начальству об этом. Что тут началось! Бедного Кузенкова, как владельца магнитофона, затаскали в штаб. Ему пригрозили военным трибуналом, если он не выдаст всех участников этой акции. Кузенкову вменили в вину то, что он разгласил информацию, которая содержалась при постановке на утреннем разводе боевой задачи командиром части перед личным составом. А это военная тайна. Только вот с каких это пор мат в Советской армии стал военной тайной? Прямо белиберда какая-то. Надо отдать должное Кузенкову, он никого не выдал.

Постепенно ситуацию спустили на тормозах. Только конфисковали магнитофон с кассетой, на которую был записан тот самый утренний развод.

Однажды Эдик в свое очередное дежурство по штабу, когда вся часть была на службе, а командир части отсутствовал, услышал из кабинета замполита Павлова все нарастающий дружный смех. Это в полный голос хохотали капитаны Павлов и Либровский. Эдик подошел к двери кабинета и понял причину столь безудержного веселья. Замполит и начштаба, запершись в кабинете, прослушивали ту самую запись развода части на магнитофоне Кузенкова.

 

Приказ. Дембельский аккорд.

А жизнь в это время шла своей чередой. Деды, дождавшись, когда в часть принесут газету с приказом об их увольнении, в каждой роте провели традиционную церемонию посвящения себя в дембеля. Поставили в курилке на стол табуретку, с которого ушан громко зачитал им этот приказ. Деды, с этого дня ставшие дембеля, с восторгом выслушали это сообщение, обнимались и поздравляли друг друга.

На следующий день, за завтраком, дембеля, к немалому удивлению и радости ушанов, торжественно передали им свои пайки масла. Все традиции были соблюдены, пора было собираться домой.

В штабе были составлены списки команд увольняемых с графиком их отлета на материк. Как и ожидалось, Мирон был в одной из последних команд, а Дима Персик в самой последней. Если с Персиком все было понятно, проведших столько времени на губе солдат всегда увольняли последнюю очередь, то на сроки увольнения Жени явно повлиял злопамятный командир части.

Но ситуацию можно было исправить, выполнив дембельский аккорд. Мирон записался в команду, которая взялась провести ремонт в клубе. День и ночь пять человек приводили клуб в порядок, стругали, подправляли, заменяли и красили. В конце второй недели работы клуб сверкал как новенький. Команда, выполнявшая этот аккорд, улетела в числе первых. Все, кроме Мирона. Полковник Крылов имел на этот счет свое особое мнение:
- Ишь, чего захотел. Ну и что с того, что делал аккорд. Я сказал, что он улетит в числе последних. И точка.

Эдик хотел обязательно уволиться вместе с Мироном. Поэтому он отказался улететь с первой командой, куда его включили и остался дожидаться Мирона. Не каждый решится на такой шаг.

 

Рогачево - Архангельск - Москва.

Неопределенность с датой увольнения была очень тягостной. Каждые два-три дня уезжали команды на аэродром. Эдик, которому на днях присвоили звание старшины, как не уговаривал его Мирон, ни за что не хотел уезжать без него.

Уехал в отпуск и командир части полковник Крылов. Временно исполнять его обязанности назначили майора Божко.

В один из солнечных весенних дней Мирон с Эдиком без толку прогуливались по расположению части. Служба закончилась, а команду уехать никто им не давал. Послонявшись некоторое время по плацу, они пошли в санчасть, к Эдику. На входе в штаб им встретился майор Божко:
- Вы что здесь шатаетесь, делать Вам больше нечего?
- А что нам делать, товарищ майор?
- Как что, идите собирать вещи и получать документы, завтра уезжаете с очередной командой.

Вот это был сюрприз! Майор Божко всегда испытывал перед Мироном чувство вины за свое малодушие, когда не подтвердил своего разрешения на просмотр им кинофильма «Москва слезам не верит» в БМК перед Начальником политотдела Спецстроя капитаном первого ранга Мелешко. Теперь он решил хоть как-то загладить перед ним свою вину и вопреки указанию полковника Крылова, решил уволить Мирона все же пораньше.

В канцелярии штаба им выдали на руки военные билеты с отметкой об увольнении со срочной службы и проездные документы каждому, до места назначения. Вещи были собраны мгновенно, был составлен их список.

Эдик узнал, кто из лейтенантов сопровождает их до Архангельска, и договорился с ним, что тот провезет некоторые фотографии и агаты, подаренные Мирону геологом.

На следующий день утром настала время прощания с ребятами, которым предстояло еще служить, с Персиком, которому светило маяться еще месяц, с адъютантом Начальника политотдела полигона матросом Игорем.

Вначале очередную команду увольняемых выстроили в штабе. Все расписались в журнале о не разглашении сведений. Затем, по заранее подготовленным спискам, проверили вещи, которые дембеля брали с собой и поставили на них печать части. Дав последние напутствия, без приключений добраться до дома, начальство дало команду на отъезд. После этого к ним уже никого не подпускали, посадили на УРАЛ.
- Мужики, не горюйте! – кричали дембеля остающимся, видя погрустневшие их глаза – придет время и Вы тоже обязательно уедете. Посмотрите на нас, мы ведь дождались своего часа.

УРАЛ резво рванул с места и помчал ребят по бетонке в сторону аэродрома. В аэропорту у дембелей быстро проверили документы и вывели на летное поле под крыло самолета Ту-134, где их выстроили в ряд, заставив положить чемоданчики перед собой и раскрыть их.

Дул резкий холодный ветер, мороз стоял около минус десяти градусов. Дембеля были лишь в одних кителях, брюках, фуражках и ботинках. Матросы в спецпошивах, под руководством лейтенанта из особого отдела, тщательно проверили все вещи, сверили их со списками, заверенными в штабе. Затем дали команду всем расстегнуться и распахнуть кителя и тщательно обыскали всех дембелей. Матросы, натренированными движениями рук, быстро прошлись с ног до головы. Пронизывающий морозный ветер пробирался до самых костей.

И только после этого дали разрешение подняться в самолет. За командой военных строителей пропустили через проверку команды матросов, ПВОшников и заполнили ими весь самолет.

Пока самолет заводил двигатели, выруливал на взлетную полосу, абсолютно никто из пассажиров не мог поверить в происходящее. И только лишь когда самолет оторвался от земли и стал набирать высоту, вначале абсолютно все завопили как безумные от переполнявших их чувств, а затем кто-то стал, не стесняясь, вытирать слезы, кто-то просто впал в отрешенно безразличное состояние, в прострацию.

Мирон почувствовал себя в этот момент полностью опустошенными и только где-то там, глубоко в сознании, начало зарождаться понимание того, что наступила долгожданная свобода, что уже никогда в его жизни не будет места прапорщикам Войтовичам, лейтенантам Годулянтам и полковникам Крыловым. И спасибо судьбе, раз уж случилось послужить в армии, что жизнь свела его там с Эдиком Колбиным, адъютантом Игорем, Димой Персик, Толиком Говорком, Гешей из Тамбова, майором Капканарем и конечно же с капитаном Павловым.

А Эдик, не обращая ни на кого внимания, встал посреди прохода самолета на колени и громко, на весь салон произнес:
- Боже, я благодарю тебя, что хранил меня все эти два года! Слава богу, что все это закончилось! Спасибо тебе, что всему этому настал конец! Конец!! Конец!!!

И это было сказано абсолютно не верующим человеком. Но и всем другим присутствующим в самолете эти слова не показались чем-то здесь не уместным.

***

Через полтора часа самолет приземлился в Архангельске. Здесь, в отличие от Новой Земли, снег почти весь растаял.

Аэропорт гудел как улей, он был забит увольняющимися солдатами и матросами, которые стекались сюда со всех окрестных воинских частей и дальних гарнизонов для дальнейшего следования.

Прибыв в аэропорт, эта многочисленная братия начинала прихорашиваться и наряжаться. Многие вставляли жесткие вставки в погоны, навешивали различные значки, солдаты надевали тельняшки, вместо рубашек, хромовые сапоги, взамен ботинок.

Среди всей этой воинской массы выделялись солдаты с красными погонами и буквами на них ВВ, Внутренние войска. В основном это были представители национальностей Средней Азии. Узбеки, казахи, таджики, туркмены. Так уж повелось, что Внутренние войска в основном комплектовались ребятами оттуда. Они несли службу во вполне известных заведениях, охраняли зеков в зонах, проштрафившихся солдат в дисбатах, в конвойной службе.

Видимо умные люди наверху посчитали, что с плохо говорящими на русском языке охранниками, зекам и дисбатовцам будет труднее договариваться о чем либо, чем со своим соплеменником. Конечно, это в какой то мере срабатывало, но не в меньшей мере играло роль то, что все, и начальство, и те, кого охраняли, считали этих ребят людьми второго сорта, обзывали их чурками. В ответ они отвечали не меньшей «любовью». И если, в силу своего азиатского менталитета, они подобострастно относились к начальству, то опять таки, в силу своего менталитета они зверствовали по отношению к охраняемым. У них было и другое прозвище, звери. Какой мог быть в этой ситуации сговор. Это как раз и нужно было начальству.

Так уж сложилось, что все солдаты с презрением относились к тем, кто носил красные погоны ВВ и при случае всегда старались начистить им рожи, в отместку за тех, кто страдал сейчас в дисбате или за тех, что когда-то попадет в дисбат. Поэтому каждый ВВешник, зная об этом, по прибытию в аэропорт первым делом спарывал свои красные погоны и пришивал вместо них заранее приготовленные черные погоны с буквами СА, Советская армия.

Здесь же обретались ребята с родной части, уехавшие еще три дня назад. Самолеты до Свердловска и Тюмени летали отсюда редко и они дожидались своей рейса. Они обрадовались своим, уже бывшим сослуживцам, объяснили Мирону с Эдиком, что им следует обратиться в воинскую кассу за билетами. Последним повезло, им выдали билеты на Москву на утро следующего дня.
После этого настал час истины. Захватив чемоданчики, Мирон с Эдиком отправились в туалет аэропорта. Здесь они сбросили с себя эту надоевшую военную форму и переоделись в заранее заготовленные еще в гарнизоне цивильные гражданские костюмы.

Какой это был кайф, ощущать себя нормальным человеком, когда не надо ежеминутно оглядываться вокруг, чтобы успеть отдать честь проходящим мимо офицерам, дергаться, когда на горизонте появлялся военный патруль. И вообще, можно было без оглядки расслабиться и чувствовать себя действительно свободным человеком.

Пора было привыкать к гражданской жизни. Для начала Мирон с Эдиком решили посетить местное кафе, выбрать себе из еды то, что ты сам пожелаешь, а не то, что положено, посидеть за чистеньким столом с вилкой и ножом в руках. Кафе оказалось действительно уютным, скатерти на столах, молоденькие официантки. Но в меню были только одни рыбные блюда, в основном из трески. На вопрос, а что им могут предложить из мясных блюд, официантка фыркнула и ткнула пальцем в строчку меню, где было написано: вареное яйцо под майонезом. Нет, это был не четверг – обязательный рыбный день для всех точек общепита по всему Советскому Союзу. В Архангельске днем с огнем нельзя было сыскать мяса. Но Мирон с Эдиком с удовольствием поели на холодное рыбу, на первое рыбу и на второе тоже рыбу. Хорошо, что вместо клюквенного морса не предложили рыбий жир. Но все равно, по сравнению с тем, чем они питались предыдущие два года, еда в архангельском кафе была просто изысканной.

Ночью в аэропорт заявился прапорщик, который сопровождал предыдущую команду дембелей. Тот самый прапорщик, который, в первый год службы Мирона, пытался ударить его ногой во время его драки с Пуховым, по кличке Волчара. Он стал приставать к ребятам, прося у них деньги на выпивку, но те просто открытым текстом посылали его подальше.

Прапорщик представлял собой весьма жалкое зрелище, был пьян, от него разило мочой. Оказывается, прошлой ночью, будучи вдрызг пьяным, он уснул на скамейке и обоссался. В первый момент у Мирона появилось огромное желание проучить этого недоумка, но стоило ему только взглянуть на это ничтожество, как его жалкий вид вызвал у него такое чувство омерзения, что пропало всякое желание марать об эту мразь руки.

Эта ночь в аэропорту запомнилась еще одним событием. В полночь появился Василек, тоже из предыдущей команды, летевший в Свердловск. Он очень обрадовался, увидев Мирона, так как служил с ним в части в одной роте.

Василек стал предлагать Мирону с Эдиком покататься по ночному Архангельску на персональном автомобиле. Вначале ребята приняли это за шутку. Но Василек потащил ребят на стоянку перед аэропортом и показал на красные Жигули шестой модели, с вывернутой форточкой на передней двери. Оказывается он поехал в город и угнал оттуда эту шестерку, как это он часто делал раньше на гражданке, покатался вволю на ней, но потом стало скучно одному ездить и он приехал в аэропорт искать товарищей для ночных покатушек.

Ни Мирон с Эдиком, ни другие дембеля, которым предлагал Василек увеселительные прогулки по ночному Архангельску, не согласились на такую авантюру. Никому не хотелось сейчас, когда так близок был родной дом, искать приключений на свою задницу, потерять только что обретенную свободу. Василек обиделся на всех, но и сам потерял интерес к Жигулям, у него пропало всякое желание в одиночестве наматывать километры.

Так и остался сиротливо стоять этот автомобильчик на стоянке перед аэропортом, вызывая недоумение у пассажиров своей вывернутой форточкой на левой передней двери.

А на следующее утро, когда самолет с Мироном и Эдиком на борту взлетел с Архангельска и взял курс на Москву, они поняли, что армия действительно осталась в прошлом и теперь они возвращаются к своей старой жизни.

Нет, не возвращаются к старой жизни, а этот самолет с ними на борту летел сквозь пространство и время к новой жизни.

Но кто может предсказать, что день грядущий нам готовит?

начало

Погода на Новой








200stran.ru: показано число посетителей за сегодня, онлайн, из каждой страны и за всё время

Реклама

.....

Где-то на Новой Земле



Катамараном на Новую Землю Поддержите наш сайт Новая Земля — военная земля

2011-2023 © newlander home studio