Новая Земля

[Aleks]

конкретика ни коим образом не портит основной сюжет событий...

[arnoldych.69]

[Igor]

[arnoldych.69]

Есть такая работа....

[Igor]

Поправлю.Есть такая профессия.......(С)

[arnoldych.69]

Именно работа, которую надо работать...даже если порой очень не хочется...

[Тихон]

[Igor]

Я понимаю,что ВЫ не вправе разглашать про ВЕПРЬ,но может кинете ссылку про эти события в СМИ.Что-то ничего про 98-й год не вижу.Про лодку нашёл много чего.

Дополнение!Спасибо,уже нашёл.Я так понял неуставщина?

[Тихон]

Предлагаю ознакомиться с отрытым изданием:
"Включите музыку и приготовьтесь к смерти".
Газета «Коммерсантъ» № 96(1740) от 05.06.1999.

Военная прокуратура Северного флота рассекретила уголовное дело, возбужденное по факту захвата 19-летним матросом Александром Кузьминых атомной подводной лодки на базе в поселке Гаджиево (Мурманская область). В сентябре прошлого года Кузьминых расстрелял восемь моряков, закрылся в отсеке и пытался взорвать торпеды. Вся Северная Европа оказалась на краю ядерной катастрофы, масштабы которой сопоставимы с чернобыльской трагедией. Спас случай. Мурманский корреспондент "Коммерсанта" ВЯЧЕСЛАВ ГУДКОВ был единственным из журналистов, кому удалось ознакомиться с материалами дела.


Замкнутый мальчик
Александр Кузьминых, призванный на службу из Санкт-Петербурга, был человеком неприметным и замкнутым. По словам учителей и одноклассников, в школе учился посредственно, ничем не выделяясь, участия в общественной жизни класса не принимал. Друзей и увлечений у него практически не было, большую часть свободного времени Александр проводил у телевизора и за чтением книг. Родители говорят, что Саша был добрым и отзывчивым мальчиком. На атомную подводную лодку "Вепрь" Кузьминых попал в марте прошлого года. Командиры называли его добросовестным и исполнительным матросом. Среди сослуживцев он авторитетом не пользовался, по-прежнему держал себя замкнуто. Некоторые посмеивались над его нелюдимостью, на что внешне Александр никак не реагировал. Никто и представить себе не мог, что через несколько месяцев Кузьминых захватит подлодку, хладнокровно расправившись со всеми, кто окажется у него на пути.


Не пожалел даже друга.
Около половины третьего утра 11 сентября матрос-торпедист Кузьминых поднялся из чрева своей подлодки на пирс, по другую сторону которого стоял "Леопард" — лодка одного проекта с "Вепрем". По пирсу почти в полной темноте не спеша прохаживался одинокий охранник — "верхний" вахтенный.

Обычно каждую субмарину охраняет собственный вахтенный — матрос из экипажа подлодки, вооруженный автоматом. "Вепрь" и "Леопард" тоже должны были охранять двое. Но летом прошлого года матросов на флотилии не хватало, поэтому командование решило ограничиться на каждом из пирсов одним охранником вместо двух — экипажи выставляли их по очереди.

Когда Кузьминых поднялся наверх, дежурил "леопардовец". Александр подошел и поинтересовался, кто его меняет. Узнав, что скоро на пост заступит матрос с "Вепря" Денис Бочанов, Кузьминых пожелал вахтенному спокойного дежурства и вернулся на свою лодку.
Второй раз он поднялся на пирс в четвертом часу, прихватив с собой из торпедного отсека кузнечное зубило — специнструмент минеров, похожий на молоток. Бочанов, немного удивившись, спросил Александра, что это ему не спится, и отвернулся. Больше он сказать ничего не успел: Кузьминых ударил сослуживца зубилом по голове и проломил ему череп. Денис рухнул на пирс без единого звука. Кузьминых присел перед ним на корточки, чтобы снять с плеча Бочанова автомат, и вдруг услышал, что с "Леопарда" кто-то спускается.

Дежурный по живучести капитан 3-го ранга Сергей Беседин проводил плановый обход подводных лодок дивизии. Спускаясь по трапу с "Леопарда", он увидел, что вахтенный лежит, а рядом с ним стоит с озабоченным видом какой-то матрос. Беседин подошел к ним, склонился над вахтенным: "Спит, что ли?"
И тут же получил зубилом по затылку.

К счастью для офицера, удар пришелся по касательной. И хотя, как потом выяснилось, Беседин получил сотрясение мозга и закрытую черепно-мозговую травму, он сумел не только устоять на ногах, но и оказать матросу сопротивление. В завязавшейся драке капитан 3-го ранга свалил Кузьминых на край пирса, прямо к черному борту субмарины, и кинулся искать в темноте автомат.

Но матрос оказался проворнее и нашел оружие первым. Услышав за спиной звук передергиваемого затвора, Беседин бросился за металлический короб с кабель-трассой электропитания, соединявшей "Леопард" с берегом,— больше на пирсе спрятаться было негде. Кузьминых выпустил по нему пять пуль и, решив, что с офицером покончено, вернулся к вахтенному. Двумя выстрелами — в живот и сердце — он хладнокровно добил Бочанова и кинулся на трап "Вепря", чтобы спуститься вниз.

Все пять пуль, предназначавшихся капитану Беседину, пролетели мимо. Одна из них задела кабель-трассу и на несколько мгновений "выбила" питание на "Леопарде". Дежурный офицер атомохода поднялся на верхнюю палубу узнать, что происходит. Когда он спустился на пирс, истекавший кровью Беседин кричал в переговорное устройство, связывавшее пирс с центральным постом "Вепря", что в лодке вооруженный убийца.

Помощник дежурного "Вепря" старший лейтенант Дмитрий Кордаков, принявший это сообщение, послал вахтенного центрального поста будить дежурного, а сам кинулся по трапу наверх. Ему повезло: той ночью на "Вепре" были открыты два трапа, и Кузьминых почему-то решил спуститься не обычным путем, а через параллельную шахту. Поэтому они не встретились, и Кордаков остался жив.

Во втором отсеке, куда спустился Кузьминых, располагались жилые помещения, где подводники отдыхают от вахт. Он прошел в 12-ю каюту — там спали шесть моряков. Прицельными одиночными выстрелами он расстрелял пятерых: старшину 1-й статьи Ильшата Хузина, матроса-контрактника Олега Мотовилова, матросов Тенгиза Ракимова, Николая Климентьева и Сергея Милицкого. В шестого спящего Кузьминых в полутьме просто не попал. Еще двое матросов, которые должны были в ту ночь спать в 12-й каюте, остались в живых благодаря случайности: одного из них сон сморил в каюте мичманов, другой в это время в лодочной кают-кампании готовился к "дембелю" — ушивал брюки.

Закончив бойню во втором отсеке, Кузьминых перебрался в первый, торпедный. Задраил переборочную дверь. Включил систему лодочного объемного пожаротушения и подал в третий отсек, где в то время находилось около 30 подводников, фреон. Этот газ весьма эффективен при тушении объемных пожаров, но для человека смертелен. Кузьминых знал, что подача фреона всегда сопровождается сигналом тревоги. Но ему достаточно было того, что через второй отсек его преследовать уже не смогут, а кроме того, экипаж вынужден будет отвлечься, чтобы обезопасить "зафреоненные" помещения. Этого времени убийце с лихвой хватило на то, чтобы заблокировать переборочную дверь. Таким образом отсек, где он находился, стал неприступным.

Уже спокойно, без спешки обходя свое "хозяйство", преступник обнаружил, что он в отсеке не один. Его одногодки матросы Алексей Оконешников и Владимир Жигалов, с которыми Кузьминых вместе учился в северодвинской "учебке", были на время прикомандированы к экипажу "Вепря", и штатного места отдыха у них не было. Они устроили себе лежанки в первом отсеке. Оконешников считался единственным товарищем молчаливого Кузьминых, но ни его, ни тем более Жигалова убийца не пожалел. Позже по лодочному телефону он заявил, что из всех убитых ему жаль только двоих — Оконешникова и капитана Беседина (ему не сказали, что офицер остался жив).

Застрелив последних двух матросов, Кузьминых принял меры предосторожности — отключил противопожарную систему отсека. Теперь его не могли убить с помощью того же фреона.


"Включите музыку и готовьтесь к смерти".
Тем временем дежурные службы оповещали командование флотилии о происшествии, а экипаж "Леопарда" готовился встретить убийцу на пирсе. Соседи "вепревцев" уже знали о жертвах и были полны решимости изрешетить преступника пулями без всяких приказов. Несколько вооруженных автоматами офицеров засели в ограждении рубки "Леопарда" и взяли на прицел все точки, откуда Кузьминых мог выйти на верхнюю палубу соседней лодки. Но убийца не поднялся. А в четыре часа утра на пирс прибыли сотрудники отдела специальных операций УФСБ по Мурманской области.

По иронии судьбы, спецназовцы приехали в Гаджиево днем раньше, 10 сентября, чтобы провести учения по обезвреживанию террористов, захвативших атомную подлодку. Сотрудники ФСБ были настроены очень решительно. Но вскоре выяснилось, что Кузьминых надежно заблокировал свой "плацдарм", а подрывать толстую тяжелую дверь в первый отсек нельзя — там боезапас, мины и торпеды, которые могли сдетонировать. У спецназовцев еще была слабая надежда "выкурить" убийцу через торпедопогрузочный люк, расположенный над отсеком. Но один из офицеров-подводников выяснил, что его внутренние створки Кузьминых тоже заблокировал.

Переговоры с матросом-убийцей начались в 6.25 утра. К этому времени "Леопард" перешвартовали на другой пирс. Террорист сразу же оправдал худшие опасения — стал угрожать взрывом боезапаса "Вепря". С его словами приходилось считаться: Кузьминых достаточно хорошо знал, как обращаться с торпедами. Любая попытка штурма могла спровоцировать преступника на осуществление угроз.
Во время переговоров матрос, как потом выяснилось, основательно готовился к поджогу и взрыву лодки. Сначала он собрал и сложил под боевыми зарядными отделениями торпед все, что горит. В ход пошли бумага, резиновые коврики, деревянные ящики, промасленная ветошь. Потом снес туда же дыхательные аппараты и регенеративные патроны, которых в отсеке хранилось немало.

Ядерного оружия на "Вепре" в тот момент не было. Но и без него опасность была очень велика. Позже, уже в ходе расследования, специалисты химической службы ВМФ и эксперты по вооружению заявили следствию, что попадание масла в регенеративное вещество обычно вызывает самопроизвольный взрыв. Его силы было бы достаточно, чтобы нанести серьезные повреждения технике и смертельные травмы людям. В заключении комплексной военно-технической экспертизы говорится: если бы Кузьминых сумел устроить пожар и поджечь торпеды, это привело бы к взрыву всего боезапаса атомной подводной лодки. Минимальные последствия такого взрыва — уничтожение "Вепря" и соседних лодок, разрушение местного казарменного городка подводников и повреждение ближнего к базе жилого района Гаджиево. О максимальных последствиях разрушения атомного реактора страшно даже подумать.
Почему матрос убивал и какова была его конечная цель, не знал никто. Кузьминых не говорил о причинах содеянного, не предъявлял каких-либо претензий к сослуживцам и командованию. Он не выдвинул никаких ультимативных требований. Просил еды, сигарет, вина, поговорить по междугородке. На какое-то время загорелся идеей улететь с места происшествия на вертолете, но потом отбросил ее. В 11 часов матрос заявил, что ему надо поспать, и связь с ним прервалась на четыре часа.

Переговоры с террористом по внутрикорабельной связи вели командующий флотом Олег Ерофеев, местный священник отец Аввакум, психологи. Все они тщетно пытались уговорить моряка сдаться. Позже в Гаджиево прилетел главком ВМФ Владимир Куроедов, а вслед за ним военным "бортом" из Питера привезли мать Кузьминых Римму Николаевну и его старшего брата Руслана.
Со священником убийца говорить отказался: "Попа уберите, я в Бога не верю". А с адмиралами общался спокойно и уверенно, даже шутил. Во выдержка из его диалога с заместителем командующего флотилии контр-адмиралом Вячеславом Щеголевым.

Кузьминых. Угрожаете?
Щеголев. Нет, не угрожаю. Для всех и для тебя будет лучше, если ты просто выйдешь — и все...
Кузьминых (с издевкой). Тогда можете музыку включить и готовьтесь к смерти. Веселее будет!
Щеголев. Да веселого здесь мало.
Кузьминых. Не мне, а вам!
Щеголев. Веселиться особенно нечего, сам понимаешь.
Кузьминых (со смешком). У всех разное восприятие...
Переговоры длились весь день до позднего вечера. Кузьминых боялся, что, если он сдастся, его расстреляют на месте. Однако адмиралы убеждали, что с ним ничего не случится, а его судьбу будет решать суд. Услышав о суде, Кузьминых вновь заговорил о взрыве лодки.

Последним, кто слышал его голос, был старший брат. В 23.45 их разговор внезапно оборвался: Александр почему-то замолчал.
Через некоторое время адмиралы и руководство областного управления ФСБ, видя, что террорист больше на связь не выходит, решили вскрыть торпедный отсек. Штурмовая группа обнаружила мертвого Кузьминых у входного люка на торпедную палубу, его голова и одна рука были сильно повреждены каким-то небольшим взрывом. На коленях у матроса лежал автомат с тремя патронами, а рядом с телом валялись регенеративный патрон, полуразобранный дыхательный аппарат и коробок спичек. Под боевым зарядным отделением торпед штурмовики нашли готовое костровище — к нему надо было только поднести спичку.

В военной прокуратуре гаджиевского гарнизона рассказали, что причиной смерти Кузьминых стала "взрывная травма головы с разрушением головного мозга". "Подготавливая костровище к поджогу, матрос возился с одним из регенеративных патронов,— говорит прокурор майор юстиции Вадим Завалишин.— Когда он его разбирал, произошел взрыв, и террорист погиб".
Так закончилась эта история.


Он не был психом.
Согласно заключению посмертной психолого-психиатрической экспертизы, до и во время совершения преступления Кузьминых был психически здоров и абсолютно вменяем. Однако, несмотря на внешнее спокойствие и невозмутимость, которые демонстрировал Кузьминых, его характер и личностные качества назвать обычными можно только с большой натяжкой.

Своим сослуживцам Александр не раз рассказывал, что с раннего детства находился под жесточайшим прессингом отца, токаря одного из питерских заводов. Отец постоянно им руководил, выбирал, с кем сын должен дружить и как ему надо проводить свободное время. Именно отец настоял на том, чтобы Александр учился в спецшколе с углубленным изучением иностранного языка. В свидетельских показаниях по этому уголовному делу говорится об эпизоде, характеризующем отношения в семье. После окончания школы Александр, опять-таки по настоянию родителя, поступал в институт. Но после сдачи первых вступительных экзаменов, не посоветовавшись с отцом, забрал документы из вуза. Узнав об этом за обедом, отец в ярости разбил тарелку о голову сына.
За замкнутостью и неразговорчивостью Кузьминых-младшего, как считают психологи, скрывались крайне обостренные самолюбие и чувство собственного достоинства, абсолютная нетерпимость к любому вмешательству в его внутренний мир и одновременно чувство ненужности и беспомощности. Глубокая ранимость сочеталась у Кузьминых с постоянным зацикливанием на всех неприятных или непривычных для него ситуациях. Поэтому он страдал от любых обстоятельств, которые считал для себя неблагоприятными, и стремился упорно им сопротивляться.

На лодке над Кузьминых никто не издевался, никто его не избивал — это доказано. "Вепрь" — современная субмарина, входящая в состав сил постоянной готовности, один из самых ходовых кораблей флотилии. На таких подлодках матросов-срочников немного, все они на виду. Их берегут, им не позволяют притеснять друг друга: в море от каждого из моряков зависит безопасность лодки и всего экипажа. В таких условиях неуставные отношения, как правило, не возникают.
Однако обстановку, в которую Кузьминых попал на "Вепре", он все же считал для себя неприемлемой. Боевой корабль, суровый, хотя и доброжелательный мужской коллектив. Над ним подшучивали, иногда грубо. Матросы более ранних сроков призыва заставляли Александра и его одногодков выполнять за себя работу. Уединиться на лодке сложно: каюта для отдыха одна на всех, маленькие помещения, постоянный контроль со стороны начальства.

Кузьминых, с его обостренным восприятием и стремлением избегать любых нравоучений, этого хватило. Согласно выводам психологов, он тяготился своим нахождением в экипаже, а относительно ровные и спокойные отношения с основной массой сослуживцев воспринимал как катастрофические. Такое восприятие, стремление изменить ситуацию и невозможность это сделать, вероятно, и толкнули матроса на групповое убийство.

О последствиях он особо не задумывался. Даже смерть Александра не страшила. Еще на призывной комиссии в Петербурге он признался психиатру, что временами ему не хочется жить.


Неохраняемые торпеды.
После того как дело Кузьминых закрыли, военный прокурор Гаджиево направил командованию флотилии большое представление — в нем говорилось о различных нарушениях, способствовавших совершению преступления. Свое "особое мнение" по делу прокурор Вадим Завалишин высказал и корреспонденту "Коммерсанта": "В торпедных отсеках наших атомных подлодок хранится страшное по своей разрушительной силе оружие. Отсеки эти концевые, что позволяет изолировать их от экипажа и охранять как локальный объект. Однако ни Корабельный устав, принятый в 1978 году, ни приказы министра обороны и главкома ВМФ постоянную охрану торпедных отсеков не предусматривают. Ничего, кроме недоумения, этот парадокс в сегодняшней ситуации вызывать не может. Особенно если учесть, что в любой мотострелковой роте комната для хранения обычного стрелкового оружия находится под постоянной охраной и защищена сигнализацией".

После этого ЧП наказали многих — от командующего Северным флотом до офицера, который стоял 11 сентября помощником дежурного по АПЛ "Вепрь". Основная масса офицеров получила выговоры, командир "Вепря" капитан 1-го ранга Олег Телушкин был отстранен от командования и понижен в должности. Капитан 3-го ранга Сергей Беседин, вступивший в схватку с убийцей, после лечения в госпитале вернулся в строй и продолжает служить. Он получил от государства обычную страховку — как за несчастный случай.

Вахтенные на пирсах Гаджиево теперь дежурят по двое.

Добавить более - не имею права....

[Aleks]

А может нам и некоторые подробности расскажет .. служивый... ему то есть чего вспомить....

[Тихон]

[Igor]

[arnoldych.69]

[Тихон]

[Вячеслав]

"За замкнутостью и неразговорчивостью Кузьминых-младшего, как считают психологи, скрывались крайне обостренные самолюбие и чувство собственного достоинства, абсолютная нетерпимость к любому вмешательству в его внутренний мир и одновременно чувство ненужности и беспомощности. Глубокая ранимость сочеталась у Кузьминых с постоянным зацикливанием на всех неприятных или непривычных для него ситуациях. Поэтому он страдал от любых обстоятельств, которые считал для себя неблагоприятными, и стремился упорно им сопротивляться."
Интересный психологический портрет. Ситуация которая произошла в годы моей службы конечно далека от этой, но тем не менее вот эта замкнутость, неразговорчивость, какое-то странное (непонятное) чувство собственного достоинства, очень похоже на того солдата который влупил себе пулю в печень, правда перед этим искавшего всю ночь старослужащего, на свое счастье угораздившего лечь спать на чужую койку.
Хотя..... с таким психологическим тестом сегодня живут ... ну очень многие.
Особенно в наше послеперестроечное время.

[arnoldych.69]

[Тихон]

Мы же обсуждаем ситуацию на борту АПЛ "Вепрь", а не то, что творилось потом.... Ещё в ходе работы мне, как старшему группы, пришлось выслушать не мало "лестных" от руководства Генштаба и ВМС (Квашнин, Ерофеев и др... всех и не упомнишь), требовавших... и немедленно!!! Если бы поменьше такой братвы вмешивалось, возможно и исход был другой, а мы именно к иному исходу и вели все наши переговоры...
Уже к утру 11 сентября нам удалось установить с Кузьминых доверительный контакт, практически договорились о выходе с АПЛ и решали как и куда его перемещать, но неуклюжее вмешательство типа :"... теперь смерной канзи нет, так что отсидишь и...." Представляете и это было сказано парню с таким психологическим портретом!!!! После этого он заявил: "...лично против Вас у меня ничего нет, выводите своих людей, через 15 минут я взрываю лодку....." Как удалось его отговорить - одному богу известно... Вспомнили всё - и родных, и детей, и мирных жителей городка, и...и....и... И пришлось ВСЁ начинать с начала....

[arnoldych.69]

Разрешение любой подобной ситуации одними переговорами это уже повод занести подобный прецедент во все учебники и пособия по борьбе с терроризмом.
А по поводу верховных наших дураков....так :"Чем больше в армии дубов,тем крепче наша оборона".

[denisenkov.sn]

Да! Было дело! Я тогда служил в в/ч 69273, отдельная рота морпехоты. Нас подорвали по тревоге, ничего не объясняя, но по тому как это проходило, нам стало понятно, что это не просто учебная. И представте, находиться при полной боевой готовности обсолютно не зная чего и откуда ждать!!! Где враг? Кто напал? ... А когда уже узнали, то было не понятно... Если он взорвёт, то ни наши броники, ни каски, ни всё остальное не спасёт ни нас, ни окружающих... И вот это осознание твоей безпомощности и безнадобности просто угнетало...

[Valentin Main]

Расстояние между каской и "броником" -это просак!
Туды брат и бьёт вражина ..эту вашу "морскию пихоту"!!!

[arnoldych.69]

[Павел Голубев]

Перечитал всё. Пересмотрел всё. Как жаль, что столько ублюдков живут на свете. И приятно, что Спец Службы умеют работать...

[arnoldych.69]

УМЕЛИ. Сейчас бывает что и срабатывают...

[Младший сержант]

Работали они на посту № 4, Убитый ими парень Евгений Никитин, раненый при задержании Шарипов. Сам я участник всех этих событий с момента поднятия роты по боевой тревоге до сопровождения задержаных на г. вахту в Белушке.

[Yaffa]

Да! Начиталась я тут! Все как-то со стороны пишут! А я вот в этой школе сидела в заложниках! Там кто-то писал что съемку осуществлял на кдп, так вот, снимал мой папа-Сапожников Евгений, в фильме есть момент, когда заложников выводят из машины и их считают, у отца затряслись руки, соответственно и камера, в тот момент он увидел моего брата, который находился в машине среди заложников! На это не суть важно! Сейчас зашла вконтакт, нашла на просторах интернета за 2 минуты одного из наших террористов))))) ужас конечно!

[свидетель]

Здравствуйте, все знающие и интересующиеся этим трагическим событием прошлого века!
В этом году - 5 сентября 2018г. исполняется 20 лет захвата заложников и гибели неповинного матроса Евгения Никитина. Царствие Небесное его чистой душе. Милости Божьей его родителям и сродникам. Он первым разрушил замыслы преступников и защитил будущих заложников. За его благородный поступок "до крови" Господь мирно разрешил дальнейшие события того дня.
В этой "Драме жизни и смерти" участвовал еще однн герой - Сергей Клементьев. Его вклад в защиту и спасение детей и других заложников очень бесценен.В очень эмоциональные и опасные моменты, бандиты выводили перед всеми, приставляли к затылку автомат и грозили растрелять, если их требования не будут выполнены.
Своим смирением и терпением он защищал других жертв террористов. Пусть Господь за этот его подвиг помилует и воздаст благая ему и его близким. Спасибо, Сергею-он настоящий воин и герой.

[свидетель]

27/12/2016 Pashkov: Уважаемые читатели и желающие узнать информацию о данном трагическом событии 1998. Предлагаю прочитать исповедь контр-адмирала Шевченко В.В. Царствие Небесное его душе.

События, описанные ниже произошли, когда начальником полигона был контр- адмирал Шевченко Виктор Владимирович. Это его воспоминания о тех событиях. Я не был участником тех событий, хотя и прилетел на полигон 3 сентября 1998 г.
Виктора Владимировича нет больше с нами на этой грешной земле, вечная ему память и царствие небесное. Хороший был офицер и мужик!!!

Тень кровавого террора нависла и над Новой Землей
(воспоминания В.В. Шевченко)

Это субботнее утро 5 сентября 1998 г. мало чем отличалось от других дней предзимья в Арктике. До устойчивых морозов оставалось всего несколько дней и поэтому совещание о ходе подготовки к зиме, проводившееся в штабе соединения еженедельно, должно было начаться в 10 часов утра. Каждые сутки были на вес золота. Весь личный состав с подъема и до позднего вечера был расписан по объектам. Новоземельцы знают — зима спросит строго.

Под разгрузкой у причалов в Белушьей Губе стояла красавица «Яуза», только закончил разгружаться с товарами Военторга Ил-76. В общем, основные заботы у всех были связаны с предстоящей зимовкой. Поэтому, когда оперативный дежурный соединения доложил мне о побеге группы арестованных в дисциплинарном порядке матросов с места работы,- это было как гром среди ясного неба. Доклад был сбивчивым и, так как обстановка постоянно менялась, суть дела удалось уяснить только минут через 10-15.
Выяснилось, что группа из 6 военнослужащих была выделена в распоряжение начальника склада артвооружения для установки ограждения вокруг склада. Воспользовавшись тем, что начальник склада убыл на машине за столбами, арестованные напали на конвойного — матроса Никитина и, убив его, завладели оружием. Доклад об этом произвел один из арестованных матросов, на глазах которого все это произошло, но который в дальнейшем воспользовался суматохой и, не желая участвовать в преступных действиях группы, сбежал с места происшествия в расположение своего подразделения.

Поднятые по тревоге караул и подразделения охраны не смогли блокировать преступников, так как их действия отличались быстротой и продуманностью, что говорило о существовании предварительного сговора. Пройдя под видом группы арестованных в сопровождении «конвойного» по окраине военного городка, они внезапно появились в районе военного госпиталя и, захватив в заложники начальника медицинской службы гарнизона подполковника медицинской службы Данилюка Р.П., потребовали от водителя санитарного автомобиля матроса контрактной службы Климентьева отвезти их в поселок Рогачево.
Обо всем этом мы узнали несколько позже, когда из авиагарнизона Рогачево последовал доклад, что группа вооруженных автоматом матросов проникла в школу поселка и захватила в заложники школьников и учителей. Требования были выдвинуты следующие: четыре автомата с двумя снаряженными магазинами к каждому, пять пистолетов Макарова и самолет для вылета с Новой Земли.

Здесь необходимо разъяснить, что расстояние между двумя основными поселками полигона Белушьей Губой и Рогачево чуть больше 10км. Поэтому на автомобиле это расстояние преступникам удалось преодолеть очень быстро. В поселке Рогачево находится большой аэродром и вся инфраструктура его обслуживания. Там же проживали семьи авиаторов — офицеров и прапорщиков и базировался личный состав авиационных частей.

Стало ясно, что преступная группа из Рогачево, а когда мне доложили фамилии матросов, окончательно прояснилось, что нас может ждать в дальнейшем.

Это уродливое и страшное по своей сути явление — «годковщина», поразившее в последние годы Вооруженные Силы, способно принимать порой самые изощренные и причудливые формы. Так, до недавнего времени, было и у нас на полигоне. Но решительными и бескомпромиссными мерами обстановку удалось стабилизировать. Казарменные хулиганы почувствовали, что ни один синяк, не говоря уже о травме, не останется без внимания. Скидок не делается никому. Знали об этом и в авиационно-технической базе поселка Рогачево. Вот потому, когда подошла пора очередного увольнения в запас, командование части вскрыло факты притеснения старослужащих со стороны матросов более младшего срока призыва. Делалось это очень просто: три-четыре молодых матроса подходили к старослужащему и диктовали условие — или ты платишь нам деньги, или мы сейчас одному из нас ставим синяк и идем к командиру с заявлением, что ты выбивал из нас определенную сумму, а мы все этому свидетели. Так что выбирай: или тюрьма, или платишь и уезжаешь домой. Таким образом удалось обработать около десяти человек. Старослужащим же было стыдно признаться об этом друг другу. Когда о произошедшем стало известно командованию, мы подробно разобрали данный случай с руководящим составом частей и подразделений полигона, а виновников я приказал арестовать в дисциплинарном порядке и начать дознание для возбуждения уголовного дела установленным порядком. Арестованные матросы Мальсагов, Бугаев, Шарипов, Шамхалов были водворены на гауптвахту и рассажены по одиночным камерам.

Накануне, в пятницу вечером, недавно назначенный в гарнизон военный прокурор проверял содержание на гауптвахте арестованных. Не имея достаточного служебного и житейского опыта, этот офицер поверил россказням фактически преступников и приказал начальнику гауптвахты перевести их всех в общую камеру. Подкрепив все это убийственным тезисом: «что тебе лишние рабочие руки мешают, что ли?». Зная, что их ждет и имея определенный уголовный опыт (Бугаев и Шарипов уже были судимы до призыва в Вооруженные Силы), эти отморозки и спланировали весь сценарий своих преступных действий. Там же, в общей камере гауптвахты содержался еще один участник преступной группы — матрос Хозяинов. Призванный из Архангельской области на полигон, он, как местный житель из неблагополучной семьи, был оставлен в городе Северо-Двинске в воинской части обслуживания полигона. Это отличная часть, о службе в которой можно только мечтать. Все родители, навещавшие своих сыновей, просто умилялись теми бытовыми условиями, в которых оказались их близкие. Однако Хозяинову армия была не по душе, и он неоднократно пытался самовольно оставить часть, планируя жить в землянке до лучших времен в обширных беломорских лесах. Промучившись с ним несколько месяцев, командир части взмолился о переводе этого хронического бегуна на Новую Землю. Что и было выполнено.

Таким образом, состав группы и ее характер был ясен. Оставалось уточнить детали требований преступников и их дальнейшие шаги, стараясь избежать новых жертв.

Оставив на командном пункте полигона начальника штаба контр-адмирала Г.Г. Горбова, я с начальником тыла полковником С.Д. Астаповым и начальником особого отдела капитаном 1 ранга Д.П. Руссиным убыл в Рогачево. Обширная площадка перед школой была пустынна, а в дверном проеме здания военнослужащий с автоматами на плече передавал оружие кому-то в школу. Это был капитан Исаков, дочь которого училась в начальных классах, а сам он, случайно оказавшись рядом, вызвался попытаться переговорить с преступниками. Разговоры дальше требований принести оружие под угрозой расправы с заложниками не шли, и вот теперь Бугаев, принимая автоматы, стрелял в воздух, проверяя их исправность. Неподалеку расположился командный состав воинских частей поселка Рогачево. Там же находился и подполковник медслужбы Данилюк, которому удалось сбежать от террористов, когда они выгружались из автомобиля у школы. Когда мне доложили уточненную обстановку, я приказал немедленно отправить с аэродрома ИЛ-76, а капитану Исакову передать террористам, что любое должностное лицо полигона готово стать заложником, лишь бы отпустили детей. Через некоторое время Исаков доложил, что преступники готовы начать переговоры со мной. Перед тем как уйти, я, оставив старшим в Рогачево полковника С.Д. Астапова, оговорил с ним очень важную деталь, что матрос Никитин жив и ему сейчас делают операцию. То есть смерти на совести преступников нет и пока еще возможна добровольная сдача. Взяв две рации, я пошел к школе. В дверях меня тщательно обыскал Бугаев, среагировавший на чей-то крик: «Смотри внимательно!».

Главное, что я увидел, когда вошел в коридор первого этажа, это прижавшиеся к стене школьники и учителя с перепуганными лицами. Командовал и распоряжался всем Мальсагов. Остальные выполняли его команды. Оружие у всех было для изготовки стрельбы стоя, со снятым предохранителем. Чувствовалась общая нервозность. Особенно у вкусивших запах крови преступников. Стараясь хоть как-то сбить напряжение, я попытался завязать разговор с Мальсаговым о том, что же они хотят. Говорил как можно медленнее доверительными интонациями, просил не ругаться в присутствии детей и женщин, но крики и матерная брань от этого не уменьшились. Зная, что главное выиграть время, я всячески затягивал выяснение дальнейших действий. Ждал только одного — когда улетит самолет. Минут через 10-15 удалось уточнить, что преступники намерены загрузить всех заложников в самолет и, прикрываясь ими как живым щитом, вылететь в Москву, а далее на Кавказ. Чувствовалось, что особой ясности в своих действиях после Москвы они не имеют. Хотя в дальнейшем, уже на аэродроме, Хозяинов проговорился, что сбудется его мечта побывать в Чечне. Ну а пока, продолжая переговоры, я попросил освободить детей, ведь я же пришел к ним добровольно и выполняю все их требования. Мальсагов ответил, что меня он отпустит на аэродроме, когда все погрузятся в самолет. Тогда я стал говорить, что ничего не знаю о том, что нужен самолет. Мол, по команде с командного пункта авиации в Москве он улетел. Мне не поверили, так как не было слышно шума двигателей, и начали подготовку к погрузке заложников в автомобиль. Я опять стал уговаривать отпустить детей, так как все в автомобиль все равно не поместятся. Это был грузовой ЗИЛ-131 со смонтированной на шасси «будкой». Еще раз попросил прислушаться к моим просьбам об освобождении детей, хотя бы самых маленьких, так как у нас и без того хватало взрослых.

Посоветовавшись о чем-то между собой, террористы согласились отпустить младшеклассников. Пока они были заняты тем, что подгоняли машину к самому крыльцу школы, я попытался отправить детей по домам. Но как послушные и воспитанные, да к тому же попавшие в стрессовую ситуацию школьники, они засомневались, можно ли всем бежать или, как было слышно из переговоров, только с первого по четвертый класс. Кончилось это тем, что опомнившиеся преступники криками и выстрелами в воздух вернули с полдороги детей обратно в школу и уже затем самых маленьких отпустили.

Загрузившись в кузов автомобиля, мы все, взрослые и дети, оказались в положении «селедок в бочке» под охраной усевшихся у задней двери Мальсагова и Хозяинова. Причем, двух мужчин, меня и Климентьева, плотно «затрамбовали» школьниками к самой кабине во избежание попыток овладения оружием. Под управлением Шарипова машина направилась на аэродром под борт ИЛ-76. Но так как самолета уже не было, то, покружив по летному полю, через несколько минут остановилась на стоянке вертолетной эскадрильи. Всем заложникам приказали вылезать из кузова, а сами преступники стали опять советоваться, что же делать дальше. По поведению Мальсагова и Бугаева я понял, что лидеры они. Они же и вели себя наиболее развязно, постоянно угрожая оружием и стреляя в воздух. Пытаясь не доводить их до крайних мер, я опять стал убеждать этих террористов спокойно обсудить создавшееся положение и выработать взаимоприемлемые решения. Убеждал их в том, что сегодня суббота, аэродромы далеко, начальников на месте нет, связь плохая и т.п., то есть выдвигал различные убедительные и малоубедительные доводы, выигрывая время для принятия решения на освобождение всех нас. Наоравшись и постреляв в волю, преступники согласились подождать часа 2-3 до прилета самолета из Архангельска. Но самолета-то быть не могло. Надо было что-то предпринимать. Я попросил вместо раций, все переговоры по которым прослушивал Бугаев, забравший себе одну из них, установить телефонную связь с местом нашего нахождения на летном поле. Вскоре это было сделано. Первым же делом я вышел на связь с госпиталем и, подозвав Бугаева, дал ему удостовериться по докладу дежурного врача, что матрос Никитин жив и ему делают операцию. Затем попросил, чтобы разрешили пройти на летное поле врачу, т.к. многим женщинам-учителям и детям было просто плохо. Врачу подойти не разрешили, но медикаменты привез на машине Шарипов, съездивший к вышке командно-диспетчерского пункта (КДП). Он же еще раза 2 или 3 ездил то за водой, то за теплыми вещами, т.к. на аэродроме было довольно ветрено, а находиться всем сразу в кузове из-за тесноты было невозможно. В какой-то момент, минут через 30 или 40 после нашего приезда на аэродром, среди группы террористов возникла какая-то ссора, причем даже со стрельбой поверх голов друг друга. Вскоре один из них, это был Шамхалов, положив оружие на землю, ушел в сторону КДП в сопровождении угроз и проклятий Мальсагова. Как объяснил мне потом Шарипов, Шамхалов взвесил все за и против и решил добровольно сдаться командованию. Особого облегчения все мы заложники не почувствовали, т.к. стрельба и угрозы раздавались в основном со стороны Мальсагова и Бугаева, которые и продолжали вести себя прежним образом.

Тем временем со стороны командования полигона были предприняты попытки организовать переговоры с земляками террористов, с приятелями и сослуживцами. Однако все они наталкивались на категорический отказ и, мало того, попытки пройти на аэродром кого бы то ни было пресекались стрельбой в сторону любого из приближавшихся. Я стал по очереди беседовать с каждым из террористов, чтобы попытаться выяснить причины, толкнувшие их на подобное злодеяние, и хоть как-то сагитировать их занять более лояльную по отношению к заложникам позицию. И тут, совершенно неожиданно, Шарипов, постоянно ездивший на автомобиле то за одним, то за другим, признался мне, что он давно бы ушел как Шамхалов, но не хочет оставлять меня одного с этими, как он выразился «зверями» Мальсаговым и Бугаевым, т.к. они могут начать стрельбу в любой момент. «Если они хоть кого-то убьют, то я стану стрелять по ним. Только прикажите мне, товарищ командир». Я ему не поверил, во-первых, потому что чувствовалось, что он был не искренним, а во-вторых, как имевший уже уголовный опыт, он на всякий случай готовил запасной вариант. Наши разговоры с Шариповым, его постоянные поездки на автомобиле и, главное, напряженность после ухода Шамхалова привела к тому, что Мальсагов, взвинчивая самого себя, начал вдруг орать на своих подельников, а затем расстрелял из автомата колеса автомобиля.

Это был один из очень напряженных моментов. Дети, не понимая причины агрессивности преступников, прижались к учителям. Их и без того натянутые нервы, чувствовалось, вот-вот начнут сдавать.

Подходил к окончанию срок, определенный террористами, а ни самолета, ни известия о нем не поступало. Я постоянно звонил по телефону, ругался с мифическими начальниками, требовал на повышенных тонах самолета. Все эти разговоры были фикцией и велись для того, чтобы создать иллюзию активности. Надо было еще раз убедить преступников, что все их требования выполняются, что повода к возможной агрессивности нет. Но, вместе с тем, прошло и два и три часа, а ситуация оставалась неясной. Так же внезапно, как и в ситуации с расстрелом автомобиля, Мальсагов снова начал стрелять в воздух, командуя, чтобы все заложники построились на летном поле. Часть детей и взрослых находилась в кузове. Когда матрос Климентьев, который одним из первых спрыгнул на землю, потянулся за своей шапкой, то Мальсагов с Бугаевым потащили его к окончанию рулежной дорожки крича, что шапку он может не брать, т.к. сейчас они все равно отстрелят ему голову. Тогда начальники начнут шевелиться и поймут, что с ними не шутят. Я бросился к ним, умоляя не делать этого. Все требования выполняются, все переговоры ведутся, все делается для того, чтобы избежать новых жертв. Не наша вина, что так долго нет самолета. Ведь слишком далеко мы от Большой Земли. Еще раз объяснил им, что пока на их руках нет крови, то и не нужно брать на себя грех убийства. Поорав еще минут 10-15, преступники потребовали доставить им пистолеты, о которых они забыли, а также две 20-ти литровые канистры с бензином. Через некоторое время были принесены два пистолета ПМ. Я объяснил Бугаеву, что эти пистолеты изъяты у дежурной службы, т.к. для доставки большего количества потребуется много времени. Пока вскроют склады (а склады-то в Белушьей Губе), пока найдут, пока доставят и т.д. Мои объяснения были с недовольством приняты. Когда принесли канистры с бензином, то Мальсагов тут же, выплеснув по чуть-чуть из каждой на летное поле, проверил поджогом, то ли принесли. Затем поставил канистры в центр группы заложников и приказал Хозяинову в случае чего стрелять прямо по канистрам.

К тому времени с КДП пришло сообщение, что самолет в Архангельске теперь уже точно заправляется горючим и в ближайшее время вылетит к нам. Неофициально, через капитана 1 ранга Д.П. Руссина, удалось получить информацию, что раньше, чем часа через четыре помощи ждать будет неоткуда. Поэтому надо всячески тянуть время и успокаивать террористов. О происшествии, мол, доложено руководству страны и, помимо плана операции освобождения заложников, организуется телефонная связь с родителями преступников и руководством республик, откуда они призваны.

Информацию по самолету я сообщил Бугаеву и доверительно попросил его успокоить Мальсагова, чтобы он не психовал по-напрасну лишний раз и не пускал в ход автомат, пугая детей. Что же делать, если таковы обстоятельства.
Мало-помалу удалось снизить напряженность в группе террористов. Чтобы всем не мерзнуть на летном поле, был подогнан автобус в арктическом исполнении, был доставлен обед, минеральная вода. Двоих детишек, которые из-за всех этих переживаний плохо себя чувствовали, отпустили домой. Удалось даже уговорить пропустить к нам врача, т.к. многие и дети, и взрослые нуждались в медицинской помощи.

После обеда всем заложникам приказали забраться в автобус, а канистры с бензином Мальсагов потребовал поставить на ступеньках салона и предупредил Хозяинова, чтобы чуть-что тот стрелял прямо через дверь по канистрам. Потянулись минуты ожидания. Преступники по двое грелись в автобусе, а двое других сторожили всех нас. Я постоянно находился около переднего правого колеса автобуса, где на бампере стоял полевой телефон. Наконец удалось установить связь с кавказскими республиками, но с родителями террористы отказались разговаривать. Удалось уговорить их выслушать сначала главу Дагестана М.А. Магомедова, а затем Президента Ингушетии Р.А.Аушева. О чем шла речь я мог только догадываться, но, судя по реакции, разговоры были непростые, а, самое главное, продолжительные. Разговаривал только Мальсагов. Все остальные категорически отказались. Звонков из-за неустойчивой связи было несколько, т.к. они часто прерывались, а затем возобновлялись снова. Время шло, напряженность то возникала, то спадала. Приходилось выдумывать то про грозовой фронт, то про неизвестный летчикам район полетов, чтобы как-то оправдать задержку прибытия самолета.

Наконец, пропущенный террористами на летное поле капитан Исаков сообщил нам, что самолет уже на подлете и скоро произойдет посадка. Мне он, улучшив момент, сообщил, что необходимо задержать автобус на стоянке, т.к. в самолете группа захвата. Как задержать, сколько человек прилетает и каковы их планы, он не знал. Действовать приходилось экспромтом. Когда показался самолет, Мальсагов разговаривал с Р.А.Аушевым, сидя в кабине автобуса. За рулем находился Бугаев, постоянно «газуя» и порываясь ехать к месту предполагаемой посадки. Я стоял на подножке кабины около Мальсагова, обеспечивая его связь, а Исакову приказал стать перед автобусом и, демонстрируя повышенный интерес к посадке самолета, попытаться до последнего не уходить с этого места, задерживая таким образом выезд преступников до крайней возможности. Бугаев орал на Мальсагова, чтобы тот заканчивал никому не нужные разговоры, но он , поддерживаемый мной, так увлекся, что долго на крики не реагировал. Когда же разговор был закончен, то автобус рванул с места, оборвав телефонный провод. Однако спешка и отсутствие навыков в вождении послужили Бугаеву плохую службу. Он слишком долго разворачивался, автобус постоянно дергался, и когда, наконец, мы двинулись к месту посадки, самолет, развернувшись на ВПП, уже шел нам на встречу. Тут уже я закричал на Бугаева, чтобы он немедленно остановился и начал сдавать назад, т.к. самолет может всех нас порубить винтами. Все это было выполнено и, дождавшись, когда после рулежки моторы самолета остановились, мы, по команде Мальсагова, выбрались из автобуса. Канистры с бензином опять поставили в центр группы заложников. Под охраной Бугаева и Хозяинова мы остались на летном поле, Мальсагов с Шариповым пошли к самолету. Из открывшегося пассажирского люка показался мужчина, который заявил, что он является помощником депутата Госдумы от Дагестана Хочилаева и прибыл сюда (на Новую Землю) для решения всех возникших проблем. С ним были еще два одетых в штатское человека, но реакция на всех прилетевших со стороны террористов была нулевой. Приказав опустить аппарель, Мальсагов с подручным начал тщательно осматривать самолет. Убедившись, что он пуст, преступники дали команду на загрузку заложников. Когда все поднялись на борт, Мальсагов с Бугаевым опять сгруппировали всех вместе в середине салона, а в центр поставили канистры с бензином. Преступники вели себя очень настороженно и с большим подозрением относились к любым переговорам даже внутри экипажа. Они удалили из самолета двоих прилетевших — одного гражданского, и одного — летчика, т.к. те, по их мнению, по физическим параметрам сильно походили на членов антидиверсионного подразделения. В конце-концов надо было определяться со временем вылета и маршрутом полета, а также с количеством топлива. Решать все эти вопросы, пройдя в гермокабину, взялся Бугаев с Шариповым, а Мальсагов с Хозяиновым контролировали поведение заложников, членов экипажа и периодически осматривали подступы к стоянке. Переговоры почему-то затягивались, Мальсагов периодически что-то орал Бугаеву, но тот, приоткрывая гермодверь, успокаивал его. В конце-концов, минут через 40, Бугаев подозвал к себе Мальсагова, а Шарипова отправил ему на смену. От последнего я узнал, что прилетевший помощник депутата хороший человек, разговаривает с ними на родном языке и, вообще, убеждает освободить заложников и начать серьезные переговоры. Не зная фактического плана нашего освобождения и ожидая каждую минуту начала активных действий, я попросил Шарипова передвинуться в хвост самолета, поближе к Хозяинову, и перекрыть тому сектор стрельбы по канистрам в случае начала штурма самолета. Но Шарипов отказался это делать, хотя Хозяинов был наиболее слабым звеном в этой преступной группе. Я понял, что все разговоры Шарипова о готовности помочь- всего лишь игра.

Прошел примерно час переговоров, когда меня пригласили в гермокабину. Там сидели двое прибывших гражданских лиц и Мальсагов с Бугаевым. Чувствовалось, что какое-то взаимопонимание удалось наладить. Обсуждался вопрос о том, что как несправедливо обошлись с этой группой матросов. О том, как можно доверять молодые ранимые души таким черствым и тупым командирам-воспитателям, как в авиационном гарнизоне Рогачево. Я, сразу же сориентировавшись, начал корить себя и клясться в том, что «раздеру в клочья» виновников всего этого происшествия. Все это обязательно будет, но, прежде всего, я попросил, давайте отпустим детей, ведь они уже 7 часов находятся под дулами автоматов. Меня поддержал и помощник депутата. К удивлению, террористы, посовещавшись, согласились. Я, под предлогом помощи детям в их опускании по крутой лестнице на землю, на минуту вышел из гермокабины. Этого было достаточно, чтобы передать информацию на КДП об обстановке в самолете и планах на дальнейшие действия. Переговоры тем временем продолжались и, когда я опять к ним присоединился, Бугаев уже называл помощника депутата «дядей Володей», а тот, через фразу переходя на дагестанский, рассказывал им о своей жизни на Родине, о своей семье, о сыне и т.д. Причем, это так хорошо воспринималось и усваивалось, что когда примерно еще минут через 35 я предложил подключить к решению вопросов возникающих у «несчастных матросов» высших должностных лиц Вооруженных Сил, это не вызвало неприятия. Посовещавшись между собой, террористы решили, что на переговоры по телефону с Начальником Генерального Штаба поедет Бугаев, а остальные будут ждать его в самолете. Воспользовавшись ситуацией, я, продолжая гнуть свою линию, попросил освобождения остальных заложников. Заложников освободили. Я мысленно поблагодарил Бога, что все остались живы, ну, а нам, военным, как уж придется. Через 20 минут вернувшийся Бугаев доложил своим подельникам, что лично разговаривал с генералом армии Квашниным и тот дал уже соответствующую команду на перевод всей группы матросов для дальнейшей службы под Москву. «Ас виновниками, кто довел вас до такого состояния, пообещал он, мы разберемся самым строгим образом». Кто играл эту роль я не знаю до сих пор. Но, казалось бы, благополучно завершающаяся операция, неожиданно осложнилась требованием Мальсагова ожидать письменного подтверждения. Пришлось опять передавать на КДП «сценарий действий» и вскоре телеграмма за подписью генерала армии Квашнина в мой адрес была получена. Оставалась самая сложная часть операции — разоружение и захват террористов.

Я предложил продумать следующий вариант: т.к. матросы переводятся к новому месту службы, то необходимо иметь с собой на руках все положенные документы. Мы на машине едем в штаб авиационно-технической базы и все оформляем там документально, после чего самолет заправляется и вылетает в Москву. К тому времени «дядя Володя» уговорил террористов разрядить автоматы и даже выщелкнуть патроны из рожков. Это было сделано, но, когда встал вопрос о поездке за документами, то с собой преступники взяли 2 пистолета, а Хозяинова со снаряженным автоматом оставили в самолете с приказом: «если что, мочить всех налево и направо». Для организации автомобиля я направился к въезду на аэродром, и там полковник С.Д.Астапов предупредил меня, что группа захвата готова и, после уяснения ситуации, будет ждать нас в кабинете начальника авиационно-технической базы. Через некоторое время машина (УАЗ) подошла под самолет и мы вшестером, 3 террориста и 3 переговорщика, разместились в ней. Гарнизон был словно вымерший. Ни одной живой души не встретилось нам по пути к штабу. И надо же такому случиться, что, когда мы выгрузились из машины, кто-то из террористов предложил зайти к себе в казарму и забрать личные вещи, а уж потом документы. Так как мы играли по правилу «полное доверие», я вынужден был согласиться. Казарма была пуста. Только на первом этаже находился дежурный по части — прапорщик и дневальный, хороший матрос из Дагестана, пытавшийся еще в начале всех этих событий помочь в переговорах с земляками-террористами. Быстро собрав свои вещи, Мальсагов с Шариповым задержались в комнате информирования и досуга, а Бугаев подошел ко мне с просьбой попрощаться с дневальным. Я разрешил, зная, что из казармы он один уже не выйдет. Вдруг, минуты через три, Бугаев поднимается к нам с побледневшим лицом, в руке пистолет и обращаясь ко мне говорит: «Что же вы нас обманывали, ведь матрос Никитин умер». И пошел к своим подельникам. Те, выслушав его, сразу выбежали в коридор. Я начал оправдываться, что этого не может быть, откуда такая информация. Оказалось, прапорщик, дежурный по части, решив проявить свои лучшие качества — качества «воспитателя», стал журить Бугаева: «Зачем же вы убили конвойного?». В этом эпизоде с самой лучшей стороны проявил себя «дядя Володя». Он, смеясь «Да кому вы, ребята, поверили» взял прямо за стволы из рук Мальсагова и Бугаева направленные на нас пистолеты и тем самым сразу же разрядил обстановку. «Все, самолет не ждет, пошли за документами» — сказал я и мы направились в штаб АТБ.

Как прошла операция по захвату террористов, я описывать не буду по ряду причин, не позволяющих мне раскрывать оперативные секреты спец. подразделений. Скажу только, что все произошло за считанные секунды. Но оставался еще вооруженный Хозяинов и с ним надо было что-то делать. Опять мы втроем на автомобиле направились к самолету. Нам удалось бесшумно подняться в салон. Предварительно оговорив действия и резко распахнув двери гермокабины, мы бросились на Хозяинова. «Дядя Володя» схватился за автомат, а я накрепко обхватил последнего преступника, не давая ему возможности пошевелиться. Щелкнули наручники. Все было закончено.

Так завершилась драма с захватом и освобождением заложников на Новой Земле (всего свыше 50 человек, из них 11-взрослые). Очень жаль, что во всей этой истории была гибель молодого прекрасного человека — матроса Никитина, чья жизнь оборвалась из-за подонков, которые все вместе не стоили его мизинца. Всех террористов ждало суровое возмездие. Они получили разные сроки тюремного заключения, от 10 до 18 лет. К сожалению, я не могу назвать имена и фамилии всех участников этих событий, особенно тех, то действовал на заключительном этапе. Низкий им поклон и глубокая признательность.

[свидетель]

Здравствуйте, уважаемые исследователи этой Драмы.
Контр-адмирал Шевченко В.В. завершил свое повествование словами-"Так завершилась драма с захватом и освобождением заложников на Новой Земле (всего свыше 50 человек, из них 11-взрослые)"
Можно продолжить следование этого события и так - ... драма только продолжилась и...
Со стороны дальнего руководства к этому событию было ноль внимания. Активные участники вместо благодарности, полетели с должностей или были просто наказаны. Ни какой помощи со стороны "Сверху" ни психологической, ни материальной не производилось. Вокруг стояла мертвая тишина. "Черномор" рубил и отрубил голову "Великану".
Только Военторг наливая-снимал страшный стресс и заглушал воспоминания всех участников и военных, и родителей и др.

[Newlander]

По нашей теме предпоследняя часть.
"Неделя" 24-30 сентября 1998 года