Я служил на арктическом атомном полигоне

Призывался я Ленинским РВК города Уфы. Однако, с моим ростом в 149 см. говорят - в армию не берут, а очень хотелось. Пришлось тянуться до планки в 150.

8 июля 1958 года нас построили у сборного призывного пункта Башвоенкомата на ул. Владивостокской. Оттуда - строем на товарную станцию железнодорожного вокзала Уфы. Погрузили в «столыпинские» вагоны на деревянные нары и... служить на Северный флот. 

 

Через три дня прибыли в город с деревянными тротуарами Северодвинск (по улицам впору ходить в болотных сапогах) и расположились в учебном отряде. Одели нас во флотское обмундирование и с утра до вечера, в основном, строевая подготовка на плацу. Куражился над нами – гоняя вдоль и поперёк - старшина второй статьи, как мы его прозвали - «Чапай». Украинец - под два метра ростом и такой службист, что оправдывал поговорку - «хохол без лычки, что справка без печати».

 

В середине августа погрузили нас человек 300 на крейсер «Чапаев» и вперед - на архипелаг островов Новая Земля. В громадном трюме двухъярусные деревянные нары, матрац, сверху шинель, бескозырка под голову - вот и все удобства. Походный паёк на три дня: по буханке хлеба на брата и трехкилограммовая банка тушенки на двоих, кипяток неограниченно.

 

В связи со штормовым предупреждением задраили люки. Успокоили, что на море волнение будет не более 3-4 баллов, и посоветовали, что лучшее спасенье - налопаться и спать. Съесть-то мы съели, а вот уснуть не успели. Началась монотонная качка, а вместе с ней приступы морской болезни. Вокруг большого флотского бачка, заранее установленного в центре трюма, начали кучковаться первые желающие. Рвотный рев стал нарастать с усилением шторма. Круг позеленевших от немоготы матросиков с каждой минутой расширялся. Многие уже не успевают даже добраться до бачка, и блюют на тех, кто, казалось, навечно обручился с ним.

 

Аюпов Талгат Гареевич Дата рождения: 30 августа 1939 года Место рождения: город Уфа. Башкирская АССР Награды: Благодарность Министра Обороны СССР за участие в подготовке и проведении специальных учений.1962 год. Грамота Командира в/ч 77510 генерал-лейтенанта артиллерии Г.Кудрявцева за умелые и самоотверженные действия при подготовке и проведении специальных учений и проявленные при этом высокую организованность и дисциплинированность. 1963 год. Служба на Новой Земле: С 8 июля 1958 г. по 10 августа 1961г. - матрос, старший матрос, старшина второй статьи, старшина первой статьи, старший сержант срочной службы в/ч 77510 ВМФ. С 10 августа 1961 г. по 23 июля 1963 г. - старшина сверхсрочной службы в/ч 77510 ВМФ.

 

На третий день пришли в залив Белушья Губа на Новой Земле. Сутки простояли на рейде и приводили себя в порядок, так как после первого в своей жизни морского штормового перехода мы были похожи на сотоварищей сказочного Дуремара.

 

У причала посёлка Белушья Губа - комплекс деревянных домов начала ХХ века. С левой стороны большое здание Контрольно-Пропускного Пункта, за ним здание прокуратуры и суда (дом полярного исследователя Русанова В.А.) а также небольшое здание КЭЧ.

 

КПП расположено в бывшей церкви. Церковь была сооружена из бревён и обшита тёсаными досками, внутри перепланирована в связи с нуждами КПП. У входа размещена металлическая табличка с текстом: «В этом здании с 1924 года по 1954 год размещался Новоземельский Островной Совет депутатов трудящихся под председательством бессменного Президента островов Новая Земля Тыко Вылки». То есть была здесь в своё время республика самоедов. С правой стороны на пригорке большое одноэтажное деревянное здание, обшитое досками, штаба военно-морского гарнизона. Под пригорком неказистый дом, в котором когда-то жил Тыко Вылко, а теперь приспособлен под гауптвахту.

 

На северо-западной окраине посёлка у обочины грунтовой дороги установлен монумент в честь основания посёлка Белушья Губа. Монумент представляет собой железобетонную конструкцию из двух стелл. На центральной - эмблема с изображением белого медведя на льдине, ниже расположена надпись: «основан в 1897 году». На боковой - надпись: «БЕЛУШЬЯ ГУБА».

 

Здесь в 1954 году был создан секретный «Объект 700» для испытания ядерного оружия. В военно-морском гарнизоне Северного испытательного полигона Новая Земля нам предстояло отслужить 4 года. Начальником военно-морского гарнизона на островах Новая Земля был контр-адмирал Пахомов Иван Иванович (он же командир в/ч 77510), начальником штаба капитан первого ранга Стешенко Василий Константинович.

 

В поселке Белушья Губа дислоцировался штаб воинской части 77510. Здесь же были расквартированы десятки других частей, в том числе и корабли Северного флота, обслуживающие работы на полигоне. Часть военного гарнизона, в том числе аэродром, находилась в 12 километрах - в поселке Рогачёво.

 

Разместили нас на северо-восточной окраине поселка в палаточном городке - учебном отряде. Опять та же строевая с песнями, изучение оружия, огневая подготовка. Обучение завершил тремя выстрелами из автомата СКС, которые удачно прошили мишень. В конце августа - снег. Постоянные пронизывающие влажные холодные ветры с Баренцева моря. В палатках колотун, спальные мешки из овчины ночью мало спасают, особенно, если дневальный проспит подтопку «буржуйки». Все удобства во дворе, в том числе и примитивный трехметровый умывальник - полтрубы с отверстиями для стока воды, в котором по утрам лёд.

 

Наконец, 14 сентября приняли воинскую присягу и по частям.

 

Из штаба в/ч 77510 пришел «покупатель» - старший матрос Калинин Сергей Иванович. Он по третьему году служил старшим чертежником в оперативном отделе штаба и должен был подготовить себе замену. Посмотрел по документам и нашел, что матрос «Аюпос» закончил коммунально-строительный техникум. Вызывает: «Чертить умеешь?». Отвечаю: «Учили». «А ты, что - грек?». «Нет, татарин, а окончание в фамилии писарь перепутал». Так я стал помощником старшего чертежника штаба военно-морского гарнизона.

 

Начальником оперативного отдела штаба был капитан первого ранга Худяков Василий Семенович, интеллигентнейший человек и наш непосредственный начальник.

 

Калинин чертил схемы и рисовал «петухи» - стрелы воображаемых ударов красных и синих на оперативных картах. Сергей - деревенский русский парень из-под Пскова. «Пскапской» был невероятно придирчивым и любителем показать мне - «черножопому» свою командирскую власть. Рукопашные схватки по этому поводу были еще те. И я вначале частенько ходил хоть и битый, но не побежденный. Потом подружились. Сергей был очень талантливым самородком в живописи: рисовал офицерам на морскую тему миниатюры на циферблатах ручных часов и подрабатывал изготовлением орденских колодок из плексигласа. Мне доверялось, в качестве подмастерья, полировать их пастой для чистки пуговиц.

 

Вскоре и мне поручали рисовать «петухи» на оперативных картах, поэтому так или иначе был приближен к высшему руководству. Знал в лицо весь высший офицерский состав гарнизона, естественно, и они меня узнавали. Однажды сижу в большом кабинете, где проводятся оперативные совещания. Офицеры заняты изучением карт и не замечают, что вошёл начальник гарнизона контр-адмирал Иван Иванович Пахомов. Я даю команду: «Товарищи офицеры!» Все вытягиваются по команде «смирно». Пахомов: «Товарищи офицеры!», что означает команду «вольно». Мне потом В.С.Худяков сделал замечание – не за то, что я проявил смекалку, а оказывается, низшим чинам, т.е. мне – матросу, не положено командовать офицерами.

 

Несмотря на мою приближённость к такой элите, вся черновая работа в отделе была только на мне, в том числе и ежедневная приборка во всех четырех кабинетах оперативного отдела.

 

Однажды вечером приборку в кабинете старших офицеров пришлось делать в присутствии заместителя начальника оперативного отдела, капитана второго ранга Павла Николаевича Содоль.

 

При таком присутствии я, конечно, демонстрировал усердие: и воды -побольше, и тряпку - почище, и пыль - старательней.

 

Кабинет блестит и я тоже - от чувства хорошо исполненного долга. Он посмотрел на меня и понял - жду оценки. Был он лет на десять старше меня, ленинградец, ростом под 180 см., с бравой осанкой и видом очень интеллигентного Офицера.

 

Спрашивает: «Закончили?». Я кивнул. Он опускает руки и большими пальцами проводит по нижним перекладинам стула, на котором сидел. Поднимает руки. На пальцах - горкой пыль. Видимо, она здесь накапливалась годами. Кошмар!

 

Он ушёл, а я принимаюсь заново: протер стулья, столы, тумбочки, полки книжного шкафа, подоконники, еще раз прошелся по полу.

 

С утра заглянул проверить реакцию. Павел Николаевич подошел к портрету Владимира Ильича и чиркнул пальцем по нижней кромке багета и ... Что за чёрт?!

 

Опять весь вечер был посвящён чистоте. Утром Павел Николаевич встал на стул, вынул из кармана белоснежный носовой платок и провел им по плафону люстры. Ужас!

 

Еле дождался вечера. Зато уж на следующий день утром я поджидал, чтобы удивить моего учителя сияющей чистотой кабинета. Меня уже задело так, что весь вечер я вылавливал каждую пылинку. За всю свою историю кабинет не видел такой стерильной чистоты.

 

Утром торжествующий я заглянул в кабинет. Вижу, Павел Николаевич доволен результатами своего воспитательного урока. «Теперь, - говорит - вы научились делать полную приборку». Вынимает носовой платок и проводит им по телефонной розетке, которая притаилась на стене у него за спиной в куче проводов, и с улыбкой показывает мне ... след пыли.

 

Такой же урок я преподал в своё время и своим сыновьям. Они до сих пор помнят, как я у них принимал экзамен на уборку их комнаты. Школа, однако.

 

Кроме того, приходилось помогать главному «физкультурнику гарнизона» капитану Владимиру Помозову – организатору всевозможных спортивных соревнований, рабочий стол которого был в том же кабинете оперативного отдела. Как-то он меня спросил – как переводится на русский язык моя фамилия. Я ответил, что Аю – это Медведь. С тех пор он меня называл только Медведевым и привлекал к судейству на лыжных соревнованиях, которые проводились зимой на озере в центре посёлка. Дорос я аж до судьи второй категории, а главным судьёй всегда был начальник химзащиты гарнизона капитан первого ранга Г.Шкуропат, отъявленный шахматист (у него была привычка подбрасывать выигранную фигуру вверх, прежде чем поставить её на стол), не оставлявший меня без внимания: «Грамота. Награждается старший матрос Аюпов Т.Г. за хорошее судейство соревнований по лыжам на 5-ой зимней спартакиаде гарнизона войсковой части 77510. Главный судья спартакиады капитан 1 ранга Г.Шкуропат 12 мая 1960 года».

 

Был в отделе ещё капитан третьего ранга Шестопалов. Хороший мужик. Тоже относился ко мне по-товарищески. Кстати, эта характерная особенность взаимоотношений между офицерами и рядовыми на Севере. Никакой офицерской чванливости. Запомнился эпизод, связанный с ним. Накануне его отъезда в отпуск случился пожар. Ночью загорелся финский сборно-щитовой дом и он с другими жильцами еле успел выскочить, практически, в чём был. Всё пропало – документы и отпускные, по тем временам немалые. Утром искали на пожарище, но ничего не нашли. И вот через какое-то время в гарнизонном магазине появились два солдата и отоварились, расплатившись палёными деньгами. Их, конечно, тут же в прокуратуру. Выяснилось, что оба принимали участие в поисках на месте пожарища, нашли тугой пакет с деньгами и решили припрятать до лучших времён. Потом надумали нетронутые огнём деньги оставить на предстоящий дембель, а на те, что чуть обгорели, ну не пропадать же добру, решили прикупить себе кое-какие припасы. На чём и погорели сами.

 

Адъютантом начальника штаба контр-адмирала В.К.Стешенко был мой земляк старший матрос Борис Силаев. Рабочее место у него было в приёмной. Однажды случился большой шум, после которого Бориса отправили служить в другое место. Оказалось, что Борис к празднику решил приготовить брагу. Достал у лётчиков авиационный бачёк литров на десять. Заправил в него ингредиенты и закинул сей бачок на чердак, через лаз, который находился в углу приёмной. Да, видать, не рассчитал по срокам. Брага перебродила, выбив пробку вылилась на потолок, и протекла в кабинет начальника штаба. Когда тот утром пришёл на работу, то увидел в своём кабинете лужу, которая издавала характерный запах браги. Расследование было коротким, а выводы – жесткими.

 

Мы, «штабисты», были приписаны к комендантскому взводу, командиром которого был капитан Николай Михайлович Варрава. По прозвищу - «Чапай» - за повадки и усы, скопированные им у киношного персонажа. Он уже 6 ноября 1958 года наградил меня двумя грамотами: за первые места в шахматном и шашечном турнире на личное первенство подразделения в честь 40-летия годовщины ВЛКСМ.

 

Строевой подготовкой нас особо не донимали, распорядок дня - по индивидуальному режиму, передвижение по гарнизону - свободное, чем нередко и пользовались для реализации неуставных дел. Питались мы в гарнизонной матросской столовой. Кормили нас очень даже прилично. Особенно приятно и патриотично было вкушать сгущенное молоко Карламанского молочного завода из родной республики. Непривычными были только сушёный картофель, из которого «пюре» получалось похожее на клейстер с не очень-то приятным привкусом. Я любил ходить в наряд на кухню, когда ночью жарили свежую треску – объедение. Однажды пришли во вторую смену, а в столовой – буза. В супе нашли какие-то серые волосы. Стали разбираться и вытащили из котла – большую крысу. Пищу готовили в огромных чугунных котлах, вмонтированных в печь, и не углядели - как туда попала одна из многочисленных тварей. Старшину Дзярика – заведующего столовой и поваров чуть не растерзали на месте – спасло прибывшее начальство. Помыли котлы, сварили макароны по-флотски, и всё забылось.

 

Природа на островах по-северному суровая. Один месяц - весна, два - лето, один - осень, остальные месяцы - зима.

Летом в полярный день, когда солнце светит круглосуточно, на окнах - светомаскировка из пергамина, иначе не уснуть.

 

Зимой - полярная ночь. Туманное солнце появляется только к обеду и тут же исчезает, а в ясную погоду вечером на небе феерическое явление - северное сияние: подвешенный в небе несколько рядов разноцветный забор, который от ветра колышется, создавая причудливые красочные узоры.

 

Любимое место в казарме – сушилка. Набившись битком, в пропахшем сапогами, валенками и портянками, небольшом помещений, сидя на теплых трубах - регистрах, мы, особенно, в пургу, коротали медленно тянущиеся зимние вечера с песнями. А наш баталер и по совместительству киномеханик Николай Полупанов на своёй узкоплёночной «Украине» потешал нас тем, что демонстрировал фильмы от скуки и задам наперёд.

 

В пургу хождение по гарнизону запрещалось. Шаг влево, шаг вправо было чревато последствиями не вернуться, так как в сплошной снежной круговерти невозможно было ориентироваться о месте собственного нахождения. Морозы редко за 30-40 градусов, но с влажным пронизывающим ветром с Баренцева моря - это жуть в полосочку. Под шквалистыми порывами ветра снег моментально спрессовывался в твёрдый наст. Устоять на ногах невозможно.

 

Были случаи, когда после двух-трехдневной пурги, нам вручали лыжные палки, выстраивали в ряд не более метра меж собой и мы, протыкая снежный наст, проходили участок за участком, в поисках пропавших. Слава Богу, такие случаи были очень редкими. Пропавших товарищей находили, как правило, только весной и вовсе не там, где мы искали.

 

Мой земляк-уфимец, старший матрос Валентин Алексеевич Матвеев, рискнул как-то в пургу в одиночку проскочить расстояние в сто метров, чудом остался жив, пропетляв вблизи казармы более часа.

Был у нас с ним общий знакомый - топограф, майор Малашенко Валентин Семёнович - «Борода», лет под пятьдесят, с окладистой русской бородой, любитель поиграть в шахматы. Жил он в одной из квартир сборнощитового «финского» домика для офицерского состава.

 

В один из свободных вечеров пригласил меня поиграть в шахматы. Предложил кофе по-турецки. Я не отказался. Он вытащил небольшой противень, высыпал из специального мешочка речной песок, поставил на электроплитку, размолол на миниатюрной ручной кофемолке кофейные зерна, поставил турку (кофеварку) на горячий песок и только появилась пена - разлил ароматный напиток в кофейные чашечки, сахар - по вкусу.

По сравнению с тем, что давали нам в столовой, это был божественный напиток, и я его с большим удовольствием выпил.

 

Смотрю на дне чашечки какой-то осадок. Настоящий кофе я, вообще-то, пил впервые. Думаю кофе-то по-турецки, взял чайную ложечку начал есть и то, что было на донце, чтобы уважить хозяина. По недоуменному взгляду Валентина Семеновича я понял, что делаю что-то не так с эти осадком. «Его не едят?». «А я думал вам нравиться». Посмеялись и потом мы долго оставались большими друзьями.

 

В 1959 году в кадровый отдел штаба пришла разнарядка в Ленинградское морское высшее военно-инженерное училище им. Фрунзе. Меня надоумили – я заявление и вот уже в Ленинграде, на улице Каляева, 22. Днем консультации, вечером ежедневная прогулка строем по набережной Робеспьера. И такая «лафа» - целый месяц. Но срезался на физике.

 

Жаркий июль. Московский железнодорожный вокзал Ленинграда. Очень вкусное шоколадное эскимо, причем впрок - когда еще потом попробуешь. Пока добрался до части - воспаление легких. В гарнизонном госпитале меня «подлечивал» земляк - матрос Мусалямовым Мутагаром Минивалеевичем, с которым до сих пор встречаемся у него на родине в деревне Уксуны Аургазинского района.

 

После госпиталя стал проситься, чтобы меня направили служить по моей специальности техника-строителя. В это период, для матросов, проходивших службу в береговых частях, ввели трехлетний срок службы. Я был знаком со старшиной первой статьи Иваном Семёновым, который демобилизовался и стал бригадиром группы сантехников на строительстве объектов в посёлке Северный, получая просто неприлично большую зарплату. Он был готов принять меня к себе в бригаду через год, то есть после окончания срока моей службы. После настойчивых просьб меня направили служить в КЭЧ (квартирно-эксплуатационная часть), чтобы я не растерял свои профессиональные навыки. Командиром войсковой части 77510«Б» был подполковник Куц Иван Васильевич, бакинец, страстный любитель игры в нарды. Уравновешенный, интеллигентный и уважаемый начальник.

 

Назначил он меня на должность коменданта здания, но поручил работу в техническом отделе, где я занимался паспортизацией подведомственных зданий и сооружений, так как сносно печатал на пишущей машинке.

 

Коллектив был небольшой: пять офицеров ( подполковник Куц И.В.- начальник КЭЧ, майор Клёнов Николай Николаевич – главный инженер, капитан Трофимов – начальник отдела учёта жилья, капитан Выдрин и старший лейтенант Кубышев), три сверхсрочника (старшина Геннадий Злобин – по сантехнике и отоплению, старшина Геннадий Данилов – зав. насосной станцией на водозаборе, старшина Иван Ворник – зав. складами) трое гражданских (жёны гарнизонных офицеров: Валентина Михайловна Короткова и Софья Губайдуллина – инженеры техотдела, Нина Куликова- секретарь). Нас срочнослужащих трое: я - старшина второй статьи, Володя Бахарев - старший матрос, специалист по учету жилья и Анатолий Букатин - матрос, водитель автомобиля ГАЗ-69, возивший командира части. Жили мы в небольшой комнатке, квадратов на шесть, нашего одноэтажного деревянного (старинного) здания КЭЧ на берегу залива. В комнатке размещались только две кровати, одна из них двухъярусная, три тумбочки и стол. Из неё мы могли входить через небольшой тамбур непосредственно в рабочие кабинеты или улизнуть по своим делам с «черного» входа. За нашим зданием была стоянка гидросамолетов. Было любопытно наблюдать как эти «Каталины» тросами вытягивали на берег или как они с рёвом взлетали с морской глади залива.

 

Жили дружно и в свое удовольствие. Когда не хотели идти в столовую могли приготовить что-нибудь и сами, благо тумбочки у нас всегда были забиты припасами. По поручению наших офицеров мы получали за них северный дополнительный паек: мясные и рыбные консервы, сгущенной молоко, чай, сахар, сливочное масло, галеты и т.д. Когда им требовалась закуска, они знали, что в наших тумбочках всегда найдется необходимый ассортимент продуктов.

 

Досуг скрашивали, как могли. Однажды я проспорил красивые с красным циферблатом новые наручные часы «Кировские», пытаясь за один присест съесть пять банок (типа банок со сгущёнкой) колбасного фарша. Меня хватило лишь на три с половиной банки.

 

Как-то я решил навестить своего одногруппника по техникуму - Рудольфа Теплова, который служил в 12 километрах, в посёлке Рочагёво, где дислоцировался аэропорт. Попасть туда было несложно, главное - «выцепить» продуктовый обоз, а они, обычно, ходили часто. Сел я на «пену» (так назывались сани - металлический лист 3,5х1,5 метра с небольшими бортами, который цеплялся к ГТС - гусенично-транспортные сани и по тундре - как по маслу), груженную продуктами питания, и вскоре был у Рудика в гостях. Он имел первый разряд по классической борьбе и обслуживал котельную при клубе, где тренировался и обитал, в небольшой комнатке. Сам он не потреблял, но случай моего приезда решили отметить.

 

Только примерились, как вдруг по радио: «Слушайте срочное сообщение ТАСС!».

У меня всё внутри оборвалось. Я же фактически находился в «самоволке». Да ещё где - за пределами расположения части и об этом никто не знает. Думаю: сейчас объявят о введении боевой готовности № 1 и мне грозит трибунал - за дезертирство.

 

Оказалось, что 19 августа Белка со Стрелкой благополучно вернулись из космоса. Ну, как тут не отметить такое событие, снятием нервного стресса. К сожалению, уже после демобилизации, Рудик трагически погиб на охоте.

 

Я всегда был «на подхвате». Сверху - одни начальники: кто и куда быстрее пошлёт. Бросали меня и на те участки работы, где по какой-то причине образовывался кадровый дефицит.

Перед отопительным сезоном в 1960 года меня - старшину первой статьи - назначают заведующим гарнизонной котельной, которую вводили в эксплуатацию для нового микрорайона в северо-восточной части посёлка. В моём подчинении в качестве кочегаров оказались солдаты инженерного батальона, в том числе и мои земляки – с кем вместе призывался из Башкирии. Один из них рядовой Рифкат Хайруллин потом остался служить сверхсрочником. Котельная было достаточно большой. Трехсменная вахта по три кочегара. Ребятам, конечно, доставалось. Большой совковой лопатой за смену покидать каменный уголь – работа не из лёгких. Кроме того, надо следить за равномерностью сгорания угля и время от времени трехметровой кочергой тревожить его, спекающегося в шлак. Затем на большой одноколёсной тачке вывозить шлак на улицу в отвал и завести новую порцию угля, который завозили со Шпицбергена.

 

Я добросовестно и старательно относился к службе. В январе 1961 года мне предоставили краткосрочный отпуск сроком на 45 суток.

С группой офицеров вылетели из Рогачёва на военном самолете ИЛ-14 в Москву с посадкой в Амдерме. Кстати, в буфете аэропорта свободно продавался 96 градусный питьевой спирт по 5 рублей 75 копеек за поллитровую бутылку. После Амдермы летели в неблагоприятных метеоусловиях: такие были воздушные ямы, что при падении в очередную - казалось, что у самолета отвалятся крылья. После приземления в аэропорту им. Чкалова под Москвой нас мотало, как после морской качки.

 

Отпуск пролетел быстро. Запомнилось лишь, как я в поисках своего друга однокурсника по техникуму Габбасова Хандариса, поехал на рейсовом автобусе в матросской шинельке и ботиночках в тридцатиградусный мороз за 60 километров от Уфы в деревню Ибрагимово Чишминского района. Где самым удивительным было то, что там в каждом доме был свой завод по производству из пшеницы напитка «Самигулла» - самогонки жуткой крепости.

 

Возвращаясь из отпуска, на железнодорожном вокзале славного города Ярославль, был задержан военным патрулем с бутылкой в руке: хотели с попутчиками отметить завершение отпуска. Водку отобрали, а в командировочное удостоверение, сей факт нарушения режима, вписали.

 

Прибыл в Архангельск и в ожидании транспорта до Новой Земли прогуливался по центральной улице, знакомился с городом. Опять патруль: «Почему причёска не по форме?». Объясняю, что возвращаюсь с очередного отпуска. Опять замечание вписывают в командировочное удостоверение.

 

Наконец, добираюсь до части и докладываю командиру, что прибыл из краткосрочного отпуска, имею два замечания. Подполковник Куц Иван Васильевич строгий и справедливый: «Два замечания - двое суток гауптвахты». Что делать, пошел «на губу», успокаивая себя матросской байкой: кто «на губе» не сидел, тот службы не знает.

 

Комендантом гарнизона был легендарный двухметровый борец майор Сосна: он не ленился сам догнать нарушителя и доставить его в кутузку. А начальником гауптвахты - белорус старшина Владимир Мацкевич. С ним я уже был знаком, когда однажды старший матрос Сергей Калинин, будучи помощником дежурного по гарнизону, и осерчав в очередной раз на меня, «по-чапаевски» под дулом пистолета привел «на губу» в воскресенье и говорит старшине: «Посади, я завтра принесу приказ». Тот, конечно, посмеялся и меня «на губу» не принял, но запомнил.

 

Вот теперь я пришел с приказом на себя. Старшина принял меня, как старого знакомого, разместил в одной из камер неказистой гауптвахты (бывшего дома Тыко Вылки, может быть, именно в этой комнате когда-то спал Президент острова?). На жесткой армейской кровати - только матрац, на котором мне предстояло провести только одну ночь. Делать нечего: прилег и уснул, накрывшись собственным овчинным тулупом.

 

Снится мне сон: с ребятами в соседней камере организовали застолье. Разгорячились, разделись до тельняшек. Накинув на себя тулуп (все-таки, февраль) я вышел, по малой нужде, во двор (все удобства - там). На выходе я как бы проснулся, но не совсем. Возвращаюсь. Часовой, мой одногодок - матрос срочной службы, но при автомате, ждет меня на входе.

 

Находясь в заторможенном, полусонном состоянии, я подумал, что при часовом заходить к ребятам в соседнюю камеру неудобно, - могу подвести их. Но перед входом в свою камеру задержался, вспомнил - я ведь снял свою форменку у них в камере, решил забрать её.

 

Подошел и открываю дверь соседней камеры. Что за явление - на полках какие-то матрацы?

Часовой испуганно и настороженно следит за моими действиями. Обескураженный иду и открываю дверь своей камеры. На спинке кровати... висит моя форменка.

Тут я проснулся окончательно и, наконец-то, сообразил, что в эту ночь сон и явь смешались в моей голове, и разразился таким хохотом, что часовой со страхом заглянул в дверь камеры - не рехнулся ли парень. Когда я ему все рассказал, то мы хохотали уже с ним вдвоем - больше на гауптвахте никого не было. К обеду я уже был в части.

 

В конце апреле 1961 года меня бросают на новый участок работы: командируют в составе группы специалистов ОНЧ (опытно-научная часть) на дизельэлектроходе «Лена» непосредственно в район испытаний ядерного оружия в юго-западной части Северного острова.

 

В начале корабль должен был доставить груз в поселок Северный, расположенный в проливе Маточкин Шар, который в то время был скован льдом.

«Лена» - это корабль полуледокольного типа, который наваливается на лед, ломает его под собственным весом и таким образом делает проход для дальнейшего продвижения. Толщина льда в проливе доходит до двух и более метров, поэтому его иногда подрывали. С одного разгона - метров двести. Потом задний ход и корабль с разгона снова наползает на лед. Впервые комфортно чувствовал себя на корабле. Команда у нас небольшая, поэтому у каждого отдельная каюта. Питались вместе в кают-кампании. Трапезу начинали с рюмки рыбьего жира, бутыль с которым стояла в углу на столике. Капитан корабля – старый морской волк (тихоокеанский), капитан первого ранга, небольшого роста, но страшный матершинник. Рассказали, что однажды, какой-то чиновник пытался его урезонить, а тот ему в ответ: «сто х.ёв тебе в шляпу». Чиновник с обидой: «не оригинально». Капитан: «не оригинально, зато много».

 

До поселка от Баренцева моря пробивались более суток. Корпус корабля сотрясался от титанических усилий проломить толстый лед и пробить себе дорогу. Лед выворачивался глыбами из-под корабля, и специфический запах гниющих морских водорослей наполнял воздух.

 

По обе стороны пролива высокие скалы. Справа на берегу мощная техника. Огромные дыры в скале и каменистые отвалы свидетельствовали о том, что здесь роют штольни. Их использовали для испытаний в 1964 году.

 

Поселок небольшой: несколько жилых строений, складские сооружения и завершался строительством клуб мест на 200.

 

Выгрузили оборудование, продукты, вернулись в Баренцево море и пошли дальше к месту назначения в район губы Матюшиха на боевое поле Д-8, где мы должны были развернуть палаточный городок для участников испытаний ядерного оружия.

 

Командир группы испытателей - начальник ОНЧ подполковник Касимов Орест Гусейнович, бакинец, друг моего командира Куца И.В., возложил на меня обязанности коменданта палаточного городка.

 

Шесть палаток и две вертолетные площадки оборудовали на самой высокой (около 100 метров над уровнем моря) площадке мыса «Сухой Нос», в северной части губы Матюшиха. С правой стороны более пологий берег, там находился пирс, склад ГСМ и бронеказемат для укрытия транспортных средств. С левой - более крутой спуск к заливу, за которым в метрах 200 небольшой и малодоступный скальный островок с почти отвесными берегами. На нём находился большой старинный деревянный крест. Вдали просматривался выход в море.

 

Одна из палаток - штабная. В другой - медпункт, которым руководил капитан Цветков. В третьей - столовая, ведомство старшины Титова. Три палатки - жилые. Чуть в стороне стояла своя пекарня. Это цилиндрическая, диаметром метра полтора и длиной около двух метров печь, внутри которой на горизонтальной оси были подвешены на плечиках люльки, куда закладывалось дрожжевое тесто. С боку - во всю длину - люк печки, который на время топки закрывался. Подтапливая нужно было время от времени большой рукояткой поворачивать ось и менять местоположение люлек, чтобы хлеб был хорошо пропечён. Наш повар и пекарь матрос Алексей Л. выпекал не только очень вкусный хлеб, но иногда баловал нас отличными пончиками. Однажды их пробовал мой земляк матрос Кудояров Рифкат. Он служил на морском буксире, который как-то доставил нам топливо и продукты.

окончание